Барух Морис Ассаэль - Дьявольский ген

Нэнси Векслер приехала в Барранкитас в 1979 году и обнаружила там прекрасную лабораторию для поиска генетического дефекта, открытого ею самой в 1993 году в Колумбийском университете (Columbia University) в Нью-Йорке. Необыкновенное гуманитарное, географическое и научное {60} 60 Cм. https://www.youtube.com/watch?v=D6LbkTW8fDU приключение, пережитое в самый горячий период политических проблем между США и президентом Венесуэлы Чавесом, было, к счастью, со счастливым концом: созданием Casa Hogar в Маракайбо, принявшей в свои стены больных венесуэльцев, приговоренных к печальному физическому и психическому упадку, ведущему к смерти. Нэнси, путем изучения генеалогических древ, удалось добраться до истории одной женщины, которая приблизительно 200 лет назад перенесла мутацию гена, передавшуюся десяти ее детям; с тех пор в маленькой общине, относительно изолированной и эндогамной, болезнь достигла небывалого уровня распространенности. Нэнси Векслер стала венцом евгенической мечты Девенпорта. Сестра Нэнси, отдавая дань матери, написала книгу о болезни Гентингтона.

Важно отметить аналогичные трудности, вставшие на пути Авиада Раца в отношениях с общинами бедуинов в Израиле, чтобы понять их восприятие генетического заболевания, которое порождает споры по поводу сильной тенденции к эндогамии и роли культурных различий в организации службы генетического консультирования, направленного, главным образом, на профилактику передачи наследственных заболеваний {61} 61 Raz A. The gene and the genie. Carolina Academic Press, Durham, North Carolina, 2003. .

Эта человеческая география, написанная «охотниками за генами», на первый взгляд, сбивает нас с пути, но на самом деле поднимает центральную проблему генетической профилактики, что находит отражение в основной теме нашего исследования, то есть ее этнической специфики. Исследование, направленное на выявление характерных черт той или иной народности, неизбежно должно столкнуться с ее культурой, ее верой или убеждениями и вызывает разную ответную культурную реакцию на перспективу профилактики. Но есть и подводные камни. Как в случае с болезнью Гентингтона, с его неожиданно высокой распространенностью на берегах озера Маракайбо, существуют болезни амишей, болезни евреев, болезни друзов или бедуинов, которые в стратегиях по профилактике генетических заболеваний, то есть идентификации носителей, привели к созданию списков мутаций, обнаруживающихся исключительно у определенных народов, поэтому существует «Еврейский перечень» («Jewish pannel») или «Перечень амишей» («Amish pannel») и т. д. До тех пор, пока существуют народы, которые сохраняют ту или иную степень сегрегации, это будет иметь логику, потому что генетическое исследование может иметь конкретную направленность, и было бы неразумно искать все возможные генетические дефекты в каждом случае. Ситуация, вероятно, могла бы измениться при условии большего слияния народов, но некоторые сообщества считают, что самосегрегация, поддержание собственной культурной и этнической идентичности – это ценность. С появлением генетических исследований воскреснет ли в медицине «этнический» или расистский призрак, который казался окончательно побежденным и который создаст одну из крупнейших проблем именно в развитии расширенных на все население программ по скринингу (назовем их массовым скринингом)? Услышим ли мы вновь у себя дома такие понятия, как, например, раса, от которых мы, как нам казалось, окончательно избавились?

Кто знает, какой была бы экзистенциальная история Витанджело Джендже Москарда (герой романа Луиджи Пиранделло «Кто-то, никто, сто тысяч». – Примеч. пер.), если бы вместо неожиданного открытия того, что у него немного деформирован нос, он узнал бы, что является носителем генетического заболевания. Надо сказать, что таких существует более пяти тысяч. И каково было бы его разочарование, если бы он обнаружил, что получил генетическое наследие, обусловливающее риск развития рака. Или если бы он узнал, что вся его психическая система была определена одним геном, который предрасположил его к шизофрении. Смог бы Джендже наделить свои гены ответственностью за свое безумие? Его отец, на которого он так не хотел быть похожим, выявил его в своих генах. Не имея возможности ничего сделать, Джендже Москарда предпочтет этого не знать. На самом деле, многие хотели бы знать и иметь возможность выбора.

Часто генетика проявляет себя в еще менее определенной форме, во множестве состояний, и есть такие, кто считает ее всепроникающей до такой степени, что опасаются «генетизации» общества. Частные и государственные центры проводят целые генетические исследования, чтобы выявить истоки у предков, склонность к развитию болезней и т. д. Если до сих пор мы говорили о тяжелых и распространенных формах, то теперь мы должны знать, что генетическая диагностика сегодня применима и к очень редким заболеваниям, а также к формам, которые не являются смертельными или тяжелыми, но могут привести к физическим увечьям и инвалидности, что, вероятно, не делает жизнь менее ценной, но никто не хотел бы передать своему ребенку даже риск этого. Генетика могла бы предвидеть и человеческие характеристики, которые мы хотели бы передать нашим детям, и воплотить в реальность мечту евгенистов. Где предел? Генетика находится между двумя противоположными полюсами: детерминизм и риск, случайность и выбор.

На эти темы ведутся бесконечные дискуссии, аргументируемые с экономической, социальной и этической точек зрения. Попытка сделать идеального ребенка пугает, как говорится в заголовке одной статьи, опубликованной несколько лет назад {62} 62 Remennick L. The quest for the perfect baby. Why do Israeli women seek prenatal genetic testing? «Sociol Health Illn.», 2006. 28: 21–53. . Некоторые думают, что человек почувствовал себя отныне наделенным божественными силами (игра в бога), будучи способным создавать себе условия для жизни, и боятся, что человечество захочет показать, что умеет больше и лучше, чем эволюция. Метафора, используемая для современной генетики, – это «скользкий склон». Известно, где начало, но получится ли остановиться? Все начинается с желания избежать появления ребенка, больного талассемией, а заканчивается предпочтением, чтобы у него были голубые глаза. Неужели не страшно даже осмелиться на большее? Мы возвращаемся к извечному понятию хюбриса. Очевидно, жар полемики ведет к деформации и обострению противоположных идей, делает их гротескными или заставляет предполагать очень малореалистичные сценарии. Но нельзя не согласиться, что не так-то просто обозначить линию разграничения между тем, что желательно, законно, разрешено или терпимо, и тем, что должно быть предотвращено; между тем, что представляет общественный интерес, и тем, что является индивидуальным выбором.