Ксения Иваненко - Психические расстройства и головы, которые в них обитают

Нервная анорексия характеризуется патологическим желанием потерять вес, сопровождающимся сильным страхом ожирения. У больного наблюдается искажённое восприятие своей фигуры и присутствует беспокойство об увеличении веса, даже если такового в действительности не наблюдается.

Анорексия и булимия могут представлять собой как самостоятельные заболевания, так и наблюдаться в рамках других психических расстройств, начиная от обсессивно-компульсивных и заканчивая шизофренией.

Существует интересная концепция, которая основывается на проведении аналогии между возникновением расстройств пищевого поведения и формированием зависимостей (в т. ч. химических).

Если говорить о научной точке зрения на возникновение анорексии и булимии, то данная симптоматика формируется на почве сниженного уровня эндорфинов, а основную роль в её этиологии несут опиоидные рецепторы. Также при анорексии и булимии повышается уровень эндогенных (внутренних) алкалоидов (веществ) кодеина и морфина.

При голодании наибольшее значение в нейрохимических механизмах придают участию опиоидных и каннабиноидных систем, играющих ключевую роль в подкрепляющем действии пищи. Считается, что на начальных этапах анорексии выделяются эндогенные опиоиды, которые закрепляют зависимость от голода (опиоиды – химические вещества, которые вызывают зависимость. Например, полусинтетическим опиоидом является героин). Таким образом, формируется аддикция к голоду. В западной литературе зависимость от собственных эндогенных химических веществ получила название «самоаддикция».

С перееданием действует похожая схема. При сниженном уровне эндорфинов человек прибегает к перееданию с целью повысить их содержание в крови и тем самым «поднять настроение». Как и в случае с голоданием, избыточное переедание приводит к усилению выброса эндорфинов, что обеспечивает положительное подкрепление, а опиоиды это закрепляют – появляется «самоаддикция».

К сожалению, одной лишь «химией» дело не ограничивается. Расстройства пищевого поведения – это боль. Это грандиозная всепоглощающая порабощающая боль. Нет возможности описать её тому, кто не проходил через это. Синдром отличницы, перфекционизм, желание понравиться мальчику, причин может быть тысячи, но осью является боль. Я не говорю о недостатке любви, об упущении в воспитании, отсутствии культуры питания в семье и так далее. Я просто подчеркиваю, что расстройство пищевого поведения – рабство внутри своей головы. Они очень тяжело поддаются коррекции, это люди с вечно скребущим «недостаточно» изнутри. Недостаточно красивая, недостаточно худая, недостаточно умная, недостаточно успешная. Это «недостаточно» переходит во все остальные сферы жизнедеятельности. Рабство внутри, капсула с болью. Так или иначе, рано или поздно, понимание того, что он болен, приходит к человеку. Можно вылечить и анорексию, и булимию. Можно вернуться к абсолютно нормальной доболезненной жизни. Но от того самого «недостаточно» уйти практически невозможно.

Наташа, 32 года

Прошло больше месяца моего пребывания в лечебнице, когда положили Наташу. Она частенько заходила в курилку, всегда со своими сигаретами и зажигалкой. Обычно присаживалась на корточки со стороны двери. У неё выбеленные волосы ниже плеч, отчётливые брови и яркие скулы. На вид Наташа немногим старше меня, но в безумии во взгляде она даёт мне фору. Свою историю она мне рассказала уже ближе к выписке. С самого начала Наташа вела себя спокойно, она даже не казалась потерянной. Я спросила, первый ли раз она в психушке.

– Нет, – усмехнулась Наташа и начала загибать по одному пальцы, но быстро сбилась и махнула на это рукой, – точно больше 10 раз, я уже сбилась со счёта. Лет 7 назад мне поменяли диагноз. F21.3 они это назвали. Псевдоневротическая или неврозоподобная шизофрения. Страшно не стало. Мне уже давно всё равно, какие ярлыки они на меня вешают.

Заболела я в 21 год, уволилась с работы и никак не могла устроиться на новую. Подумала тогда: «Ну хоть что-то я в своей жизни могу контролировать? Да хотя бы вес!» Давно хотела похудеть, а 58 кг при росте 170 см казались перебором. Через полгода я весила 39. Спала по 2–3 часа в сутки, но практически всё время лежала в кровати. На улице я не появлялась. Мне было страшно и тяжело выходить. К себе я тоже никого не пускала – панически боялась микробов. Мобильник и дверные ручки постоянно протирала спиртом.

Вмешалась тётя, и меня госпитализировали в больницу. В первом отделении там была отдельная палата для девочек с расстройством пищевого поведения. Через месяц я жрала как конь. Еще через месяц меня выписали с весом 54 кг.

Следующие два года я плохо помню. Я жила циклами: худею-больница-толстею-выписка. Один раз лежала 4 месяца, это уже была моя районная клиника, самая старая в Москве. Через забор знаменитая тюрьма, по воскресеньям зэкам включали музыку во дворе, нам было слышно, и это был праздник. В больнице запрещены телефоны и плееры. Помню, что диагноз мне изменили с нервной анорексии на рекуррентное депрессивное расстройство. Я пила много таблеток, не работала и думала, что так будет продолжаться всю жизнь.

Но однажды, в 2009 году, приятельница позвала меня на работу в крупное издательство, и я начала встречаться с Валерой. Мои первые в жизни отношения в 24 года. Весила тогда килограмм 46. Но всё из-за того, что научилась блевать. Булимия была страшная. Каждый день на работе я не ела, а вечером по пути домой думала о том, чем же таким офигенным я сегодня поблюю.

Под Новый год отношения с Валерой стали портиться из-за моих нервных срывов. Слезы, транквилизаторы, алкоголь. Однажды я позвала в гости своего лучшего друга и, пока он говорил по телефону, пошла на кухню и выпила много (не считала) психотропных таблеток. Запила коньяком. «Откуда у неё столько лекарств?» – восклицали врачи «Скорой помощи» по пути в больницу. В коме я пролежала трое суток. Помню, как начала приходить в себя: перед глазами всё мутное, руки и ноги привязаны, в венах иглы, понатыкали катетеров. Потом перевели в токсикологию. Отделение закрытое, Валера писал мне записки и передавал с медсёстрами. Я выписалась – и мы расстались. На работе сказала, что сильное отравление. В психиатрическую клинику меня не забрали, под ответственность родителей. Как-никак хорошая работа, не потерять бы.

Я продолжила работать, периодически попадая на пару месяцев в больницу. То «язва», то ещё что-нибудь. Но все понимали. Из-за моей худобы многие думали, что я наркоманка. Правда, работала я хорошо, увольнять меня не собирались. А булимия была со мной. Я много курила, много пила, много шарахалась по клубам. Мешала всё с транквилизаторами, часто плакала, потом начала резать себе руки. В такие моменты у меня было ощущение, что меня загнали в угол, всё тело сжималось в комок. Меня брала в плен эта бесконечная внутренняя боль. Боль оттого, что я устала так жить. Всё это надо было куда-то выплеснуть. Кровь текла, было больно физически, от этого становилось легче.