Вячеслав Архипов - Умный пациент. Как выйти здоровым из больницы

Если человек в белом халате дает больному стопроцентную гарантию на лечение – это шарлатан. Здесь пациенту необходимо принять срочные меры по эвакуации из кабинета.

6. Уверенность в том, что интересы пациента всегда совпадают с интересами врача.

В большинстве случаев врач и пациент хотят одного и того же. Врач хочет избавить человека от заболевания, так как от этого зависит его профессиональная репутация, а больной, понятно, хочет избавиться от болезни. Но во времена, когда деньги стали главным эквивалентом всему, когда все вокруг зарабатывают, интересы врача и его пациента могут не совпадать. Фармакологические фирмы финансово «мотивируют» врача назначать препараты, которые пациенту не нужны. Неперспективного, неудобного, «невыгодного» больного врач может попытаться передать кому-нибудь другому, прикрываясь, скажем, тем, что его компетентности в этом случае недостаточно. Лечение отдельных пациентов сопряжено с увеличением рисков для врачей: лучевая нагрузка, когда врач вынужден облучаться вместе с пациентом, операции у ВИЧ-инфицированных пациентов, у больных гепатитами, работа с гнойными больными, когда доктор может заразиться опасной инфекцией. То, что предусматривает наше законодательство для врачей в подобных ситуациях, не компенсирует эти риски.

Наша клиническая медицина устроена так, что многое, что делает врач, он делает не для пациента, а для прокурора, для контролирующих структур. В связи с этим он может назначить вам дополнительные анализы, исследования, медикаменты с целью перестраховки. Большую часть рабочего времени врача занимает оформление медицинской документации, а не работа у постели больного или в операционной, как многие себе воображают. Подавляющее число наших пациентов совсем не интересует, что там доктор пишет в истории болезни. Но история болезни – это лечебный, финансовый и юридический документ. Идеально, когда в нем отражается все, что касается больного, все, что с ним происходит, и все, что делается с ним в соответствии с требованиями регламентирующих документов. Но жизнь неидеальна. Врач может что-то сделать больному и не зафиксировать этого. Или наоборот, написать в истории болезни, но не выполнить. Первый вариант более выгоден пациенту, но менее выгоден врачу. Второй вариант более выгоден врачу, но менее выгоден пациенту. Когда что-то в лечении идет не так, и начинаются «разборки», администратор клиники рассуждает следующим образом: «Есть в истории болезни – имело место. Нет в истории болезни, значит, не было». Пациенту это понять непросто. Реальные события, то, что действительно происходило и предпринималось для лечения больного, в данной ситуации остаются за кадром. Устным аргументам, честному слову никто не верит. Врач фиксирует информацию в истории болезни в том числе и для того, чтобы защитить себя (defensive medicine). Прекрасно оформленная история болезни гарантирует успех доктору. Но скрупулезно выполненный медицинский документ – вовсе не гарантия качества медицинской помощи, то есть реальной медицинской помощи, которую действительно получает (или получал) пациент.

Существует определенная кастовость врачей. И эта кастовость – ответ на агрессивное невежество пациентов. Мой учитель профессор А. И. Нечай рассказывал нам о таком клиническом случае. Дело было на Украине. У пациентки, оперированной по поводу опухоли брюшной полости в одной харьковской клинике, в животе была обнаружена салфетка, оставленная во время предыдущей операции несколько лет назад. «Опухолью» оказалась салфетка. Вместо рака нашли инородное тело. Эта пациентка, выписавшись из клиники, обратилась в суд. Хирурга-растяпу, оставившего в животе неподобающий предмет, осудили. Казалось бы, справедливость восторжествовала.

А то, что этот сельский доктор делал экстренную, спасающую жизнь операцию гибнущей больной при свете керосиновой лампы, без ассистента с одной операционной сестрой и в полуразрушенной больнице – это осталось за кадром. По сути, сельский хирург совершил подвиг, а его за это посадили в тюрьму. И хирургическая общественность города Харькова ничего не могла сделать. Коллеги понимали ситуацию, в которой оказался хирург, но осужденному доктору, несмотря на все старания, помочь не смогли.

Хирурги оставляют инородные тела в месте операции во всем мире. Естественно, специально этого никто не делает. Это отдельная проблема в хирургии. Как правило, такое бывает при массивных кровотечениях, когда кровь из раны буквально хлещет, когда жизнь оперируемого висит на волоске. Это случается при технических трудностях, когда операционное поле представляет собой глубокий узкий «колодец», когда хирург вынужден проявлять чудеса эквилибристики, физической изворотливости. Почти всегда в таких ситуациях есть форс-мажор. Но оперируемый по понятным причинам этих трудностей не видит, он о них не знает. А после выхода из критической ситуации и выявления инородного тела в месте операции он врачей слушать не хочет, считая, что «ворон ворону глаз не выклюет». Он искренне убежден, что инороднее тело оставили по халатности. Ни во что вникать он не хочет и только жаждет мщения. Это типичное поведение наших пациентов.

То, что часть работы врача – это работа по защите себя от невежественных больных и их родственников, еще один повод пациенту понимать, как оказывается медицинская помощь.

Другой аспект. Приведу еще один российский пример, касающийся одного знакомого гинеколога. Он много лет проработал в клинике акушерства и гинекологии одного из медицинских вузов, был заведующим отделением гинекологии клинической больницы. В свое время он подрабатывал в роддоме одного из пригородов. Как-то раз пришлось ему принимать роды у женщины, которая никак не могла разродиться. «Так, делаем кесарево. У меня электричка через 50 минут», – скомандовал доктор. Кесарево сечение – это операция, при которой ребенок извлекается через разрез брюшной стенки и матки при невозможности (опасности) родить обычным путем. Эта операция (как и любая другая) имеет строгие показания, и расписание движения электропоездов в эти показания никаким образом не входит.

В данном случае интересы врача и пациентки не совсем совпали. Доктору надо было вернуться на основную работу, в связи с чем он несколько расширил показания к вмешательству с целью сократить время родов. Роженица и ребенок благополучно выписались. Правда, женщина вернулась домой с послеоперационным рубцом от кесарева сечения.

Это частный пример, но он показывает, каким образом может работать медицина. Ситуации, когда интересы пациента не стоят на первом месте, к сожалению, не редкость. И меры репрессивного характера здесь малоэффективны. Ведь в истории болезни в подобных случаях доктора пишут то, что нужно. Об электричках они там, естественно, не упоминают. Врачу обосновать свои действия в таких случаях несложно, особенно когда совесть не мешает ему злоупотреблять наивностью пациентов. Умный пациент это должен понимать. Но даже в таких, казалось бы, безвыходных ситуациях у пациентов есть возможности не быть объектом. В последующих главах я на них подробно остановлюсь.