Ирина Чеснова - Малыш: мамино счастье

• В борьбе с капризами важен «единый идеологический фронт» всех взрослых, окружающих ребенка, и единая воспитательная позиция: если что-то разрешаем, то согласованно, если запрещаем – тоже единогласно.

Почему кризисам надо радоваться

Наверное, нужно прояснить для себя еще одну важную вещь: есть капризы и… капризы. Серьезные и вроде как несерьезные, стойкие и мимолетные. Вот те, которые серьезные и стойкие (можно было бы даже назвать их «системными») – это, на самом деле, даже и не капризы вовсе. Это самые настоящие проявления – слово-то какое страшное! – «кризиса развития».

Взросление ребенка очень любят сравнивать с лесенкой. Забрались на одну ступеньку, потоптались на ней (чему-то научились, накопили знания и опыт, как-то по-новому посмотрели на себя и мир), а потом – ррраз! – перескочили на следующую ступеньку и начали все заново, уже на другом, более высоком уровне. Вот это «ррраз!», этот прыжок – резкий, быстрый, ощутимый – от одной стадии развития к другой и есть тот самый «кризис» .

Отчего случается этот «прыжок»? Оттого, что за время, пока маленький человечек «топтался на ступеньке» и приобретал новый опыт, поменялось его сознание: он обнаруживает, что стал другим, и пытается ответить на вопрос – каким «другим»? У него появляются новые потребности (в большей автономии, самостоятельности, исследованиях). Изменившееся сознание и новые потребности требуют пересмотра отношений с миром – и, в первую очередь, с близкими взрослыми. Прежний сложившийся формат взаимодействия становится для ребенка тесным, как старая одежда. Его надо менять! А чтобы сделать это, приходится биться – потому что пока этим взрослым не настучишь по голове, они ничегошеньки не поймут и да же не пошевелятся. Поэтому кризис, как любой другой «каприз», тоже несет в себе закодированное «послание»: «Посмотри, мама, я уже другой, и об(ра)щаться со мной надо по-новому!» Более того, в постоянных стычках со взрослыми ребенок и пытается понять: какой он теперь и что может.

После года

В самом начале этой части книги я писала, каким нелегким для меня оказалось начало второго года жизни нашей дочери. Теперь я смутно догадываюсь, почему же было так тяжело: я оказалась совершенно не готова к тому, что меня ждет (хотя с первым ребенком, наверное, никогда ни к чему не бываешь готова). Я, как неопытный спортсмен, выложилась в самом начале, в первые Дашины двенадцать месяцев, не подумав, что материнство – это не забег на короткую дистанцию. Это бесконечный марафон, и надо грамотно рассчитывать свои силы. А я не рассчитала!

Понятное дело, что на следующем этапе серии Гран-При от былой выносливости и куража не осталось и следа. Мышцы онемели, «дыхалка» сбилась, пульс зашкаливал. Короче, «махайте на меня, махайте!» А лучше пристрелите.

Я ведь как рассуждала? Нам бы год простоять да продержаться, до браться до первого дня рождения, а там, глядишь, заметно полегчает, там и отдышусь.

Нет! Не будет за первой горой привала. Покой нам только снится. Отдышаться никто не даст. Впереди уже высится другая вершина. И больше, и круче. Так что – на старт, внимание, марш! – побежали дальше. И уже не с ребенком в зубах, а вприпрыжку за ним. Он – весел и бодр, с огромным шилом в милой попке, ты – со сбитой «дыхалкой», языком на плече и мыслью о судьбе загнанной лошади.

К чему здесь нужно быть готовой? К тому, что на смену ночным бдениям придут дневные. Вместо того чтобы бесконечно стерилизовать бутылки или бороться с лактостазами, придется колдовать над диетическими супчиками. Выкидываемые из манежа игрушки, обглоданный и переставший работать пульт от телевизора, не единожды уроненный папин мобильник (а также все остальное, что не давало скучать в первый год) будут выглядеть невинными шалостями по сравнению с новыми захватывающими играми: «а ну-ка отними», «попробуй – догони» и «не уследила – сама виновата». А про крики/ вопли/сопли я вообще молчу. Они станут только громче и гуще.

Наш сын Гриша в это беспокойное время получил домашнее прозвище «шалопай». Как любой ребенок второго года жизни, только что вставший на ножки и открывший для себя вокруг так много интересных вещей для изучения и обслюнявливания, он принялся за эксперименты. До втыкания пальцев в розетку дело, правда, не дошло, но о плиту мы обжигались, новогоднюю елку на себя опрокидывали, обои по кусочкам отрывали, ключи от машины в унитазе топили и делали еще кучу забавных вещей, от которых мама билась в истерике.

Сейчас, когда мама стала намного умнее и опытнее, она поняла: маленький мальчик не хотел довести ее до нервного тика своим непослушанием, не безобразничал и вовсе не издевался, вновь и вновь хватая то, что «нельзя». А делал именно то, что и должен (должен!) делать малыш его возраста: изучал свойства предметов, измерял границы дозволенного и учился что-то делать сам. И то, и то, и это – исследование, естественное ребячье любопытство, стремление к автономии от родителей: те самые потребности , без удовлетворения которых дальнейшее развитие невозможно. А разве можно всерьез обижаться, негодовать, а тем более наказывать за то, что является непременным условием для движения вперед? Нельзя. Конечно, нельзя.

Поэтому план действий таков:

• убираем на недосягаемую высоту все то, что «не игрушки»;

• зорко следим, чтобы оставшееся внизу, но по-прежнему запрещенное не было взято в оборот (и всегда готовы к прыжку, чтобы физически пресечь опасное действие);

• чтобы чадо не лезло, куда не надо, и не ломало то, что не надо, делаем так, чтобы было куда лезть и что ломать;

• проводим большую работу над собой: малыш-то уже другой, нам тоже надо как-то подтягиваться, перестраиваться, меняться – и в первую очередь перестать наконец все делать ВМЕСТО него. Хватит! С понедельника начинаем новую жизнь и теперь уже делаем все ВМЕСТЕ с ним.