Ирина Чеснова - Малыш: мамино счастье

Еще маме нужно помнить: отныне ее позиция – руководящая. Теперь она главная – не ребенок. Нельзя, чтобы ребятенок, как и прежде, подстраивал всю семью под себя. Все, это время прошло. Теперь не он диктует условия, теперь в его жизни появляются и первые «нельзя», и первые «надо» [168] .

Малыши-шилопопы

Традиционно считается, что кризисов в раннем детстве два – «первого года жизни» и «трех лет». На самом деле это деление очень условно. Ребенок может повзрослеть и потребовать пересмотра отношений и в два года, и в два с половиной, и в четыре вместо «положенных» трех (и даже несколько раз за этот период). А может пребывать в перманентном «кризисе» чуть ли не с рождения.

…Сын моей соседки Светы – типичный «шилопоп» и ходячая (точнее, бегающая) иерихонская труба: когда он орет, лопаются стекла. А орет он практически постоянно.

Свету мне очень жалко, муж ей с дитем не помощник, она воюет с малышом одна. Или он с ней? В любом случае, бои там идут совсем не местного значения.

Двухлетний Виталик вообще-то очень хороший сообразительный мальчик. Когда не визжит на космических высотах, не катается по полу в истерике и не носится кругами чуть ли не по стенам. Но он очень мало спит – не больше 8 часов в день, а все остальное время находится в движении. Он даже когда просто сидит и мультики смотрит, у него ручки-ножки двигаются, я сама видела.

Любое мамино действие, идущее вразрез с Виталикиными желаниями, вызывает у него мощнейший взрыв негодования – визг, слезы и битье головой о вертикальную поверхность.

Пример. «Что случилось, что за крик?..» Это Виталик не хочет идти гулять в мороз в валенках. Хочет непременно в осенних ботах. Причем недешевые финские валенки не трут и не жмут, выбирались в магазине вместе с мамой, еще до холодов ребенок бегал в них по квартире и всем хвастался.

Но вот замкнуло что-то в маленькой головке, и надеть на себя валенки на прогулку он не даст, объяснить, что на улице снег и гололед, тоже не даст, на мамину реплику «Ну, хорошо, тогда вообще не пойдем гулять, иначе заболеешь», ответит громкой истерикой. На предложение надеть не валенки, а зимние сапоги – ей же. Торжественный выход на улицу в желанных осенних ботах приведет к соплям на следующий день и отмене вообще всех прогулок, что, естественно, будет встречено яростным протестом.

Света говорит, что, если Виталик вошел в раж, вывести его из этого со стояния практически невозможно. Она вроде перепробовала все известные миру способы, педагогические и не очень: старалась успокоить объятия ми и нежными словами, умывала холодной водой, выставляла проораться в другую комнату, пыталась игнорировать выходки сына и даже шлепала его по попе. Пока не поняла, что не может справиться с собственным сыном. Что единственный ее союзник – это время. 40 минут нескончаемого ора, и ребенок приходит в себя. Ровно 40 минут. Потом небольшой передых и снова пытка в 40 минут.

– Когда я уже в полуобмороке от Виталикиных истерик, мне начинает казаться, что моего сына кто-то заколдовал и превратил в заводную игрушку, – как-то призналась мне Света. – Мы не можем пойти ни в поликлинику, ни в магазин, потому что там может случиться страшное. Самое удивительное, что примерно раз в две недели моего Виталика не узнать. Он абсолютно адекватен, все понимает, с ним можно договориться, а если что – переключить. И на примере этих редких дней я знаю, что такое нормальный спокойный ребенок, слушающий объяснения и реагирующий на них. Все остальное время – это сплошные гонки на выживание. Никогда в жизни я не думала, что попаду в такую ситуацию. Что буду стонать от собственного сына и чувствовать себя такой беспомощной рядом с двухлетним малышом. Ира, двухлетним! Что дальше-то будет?

Я знаю Свету. Я знаю, что она искренне хочет сосуществовать с сыном в любви и согласии, без мучений, грубой силы, ора, давления и потакания капризам. И, наверное, глядя на то, как Света пытается найти общий язык с Виталиком, «знающие люди» надавали бы ей кучу советов. Например, что надо быть немного «более», чем она есть. Более последовательной, более настойчивой, где-то более жесткой, а где-то, наоборот, более гибкой. И более «понимающей». Что ни в коем случае нельзя поддаваться на детские провокации и реагировать на истерики. Что в такой ситуации важен режим, нужен минимум запретов и максимум физической активности в виде подвижных игр, прогулок, плавания. Больше телесных контактов (динамическая гимнастика, возня на ковре) и терпеливых объяснений. Обилие развивающих занятий вроде рисования руками, лепки, игр с водой. А также четкое разграничение свобод, прав и обязанностей…

Вот, что бы посоветовали Свете знающие люди.

– Да, – ответила бы Света, – все эти общие рекомендации очень и очень дельные. Но если бы все в жизни было так просто – взял готовую схему, выполнил алгоритм и сотворил маленькое чудо.

Увы!

Мне бы очень хотелось рассказать вам, дорогие читатели, как Свете удалось сотворить свое чудо. Но пока она только в процессе. Их проблема усугубляется тем, что папа Виталика, который из-за занятости видит сына лишь по выходным, никак не может смириться, что его сын «не как все». Имеющийся малыш совершенно не вписывается в его представления о том, каким должен быть двухлетний ребенок. Он обвиняет Свету в том, что она «неправильно» воспитывает сына, категорично требует от Виталика адекватности и послушания, но сам не делает ничего, чтобы ребенку хотелось с ним быть и его слушаться. Какая возня на ковре? Какие совместные походы в бассейн? Какой минимум запретов? О чем вы? Там либо «Не мешай», либо «Делай, как я сказал, быстро!».

Так что, боюсь, Свете придется втройне сложнее. Она прекрасно понимает, что поведение сына не на пустом месте возникло. И ей, как и многим мамам, наверное, очень больно признаться самой себе, что в семьях, где между родителями нет обид и противоречий, где ребенку уделяют столько внимания, сколько ему нужно, не растут орущие и бьющиеся головой об стену дети…