Сергей Кравченко - Диалоги душ. Внутренняя речь ψ здоровья и развития

Возвращаясь обратно в обычное состояние сознания, в привычный поток образов, масок, мыслей и чувств, сформировавшаяся личность неминуемо возвращается и к внутренней речи, диалогам.

Таким образом:

– патологическое одиночество (безобразность души) может возникнуть в начале жизненного пути и лишить человека основ зарождения личности;

– оно может стать нежелательным опытом в процессе развития человека и, будучи причиной душевного расстройства, помешать образованию личности;

– оно может быть целенаправленно пережито во время духовных практик как ключевое испытание и стать частью необходимого опыта формирования целостной личности.

Будем об этом помнить, изучая книгу далее.

При этом важно отметить, что первый и ключевой диалог книги отражает взгляд на человека и его душевный мир основателя метода маскотерапии.

Потому выделим еще одну ключевую идею.

Человек не может жить и развиваться в обществе без социальных масок, ролей.

А любая роль обязывает носить маску, которая ей соответствует.

Окружающие нас люди без исключения всегда находятся в ролях и в масках.

Такими же они запечатлеваются и в нашем сознании, становясь субличностями, частями души.

Они же ведут и внутренние диалоги, находясь в масках социальных ролей.

Упрощая, можно утверждать, что душа содержит набор масок, которыми она пользуется как инструментами для социальных коммуникаций, и эти же маски ведут между собой диалоги в душе.

Хорошо это или плохо?

Почему именно маски, а не лица?

Во-первых, потому что лицо всегда скрыто и очень неопределенно, непонятно.

Во-вторых, человеку с детства легче запоминать именно упрощенную маску, словно знак, символ чего-то более сложного.

В-третьих, даже слово, будучи знаком скрытых за ним смыслов, всегда является маской.

Таким образом, Маски и Лица окружают нас в социальном мире, они же наполняют наше сознание и являются частями нашей души, между ними развивается внутренняя речь, диалоги и даже само слово выступает в роли маски для смыслов.

Слово и маска – синонимы.

За Словом и Маской всегда скрываются более глубокие и менее определенные сущности, о которых мы порой только догадываемся.

Но мы не можем быть сознательными, если будем оперировать неопределенными сущностями, мы не можем казаться психически здоровыми, если не будем пользоваться конкретными словами и масками.

Дополнительные мысли

Как мы уже упомянули, одним из первых собеседников во внутренних диалогах души всегда является образ самого себя (зеркальный двойник).

Он чаще всего никогда полностью не соответствует двойнику внешнему, который видят другие люди.

Более того, он зачастую отличается и от зеркального отражения.

Человек, подходя к зеркалу, замечает несоответствия своего отражения с мнимым образом себя и пытается часто приукрасить свое лицо, прическу и фигуру.

При этом невольно возникают слова, фразы, диалог.

Подобное происходит и при рассматривании своего портрета.

Портрет может быть поводом и для внешнего диалога.

Далее следует именно такой диалог знаменитого человека.

Зигмунд Фрейд наблюдал в конце жизни создание своего портрета.

Он даже оставил в письмах мысли о нем.

Его записи и позволили мне представить тот вероятный диалог великого психотерапевта со своим скульптурным двойником.

Фрейд и его портрет

В последние годы жизни Зигмунда Фрейда его ученики настойчиво просили учителя позировать скульптору для портрета.

Он нехотя согласился и вскоре стал невольным свидетелем сотворения его портрета из глины.

Однажды, когда портрет уже был достаточно похож, скульптор отлучился, оставив Фрейда наедине с его скульптурным двойником.

Между ними не мог не возникнуть диалог.

Вот каким автору представился диалог Фрейда с портретом.

– Это я? – подумал Фрейд, вглядываясь в портрет. – Да, это я.

Глиняный портрет молча смотрел в бесконечность.

– Изможденный, бородатый мастер своего дела из праха земного, – думал Фрейд. – Как добрый Господь.

Застывшее лицо портрета словно прислушивалось к внутреннему монологу Фрейда, участвуя тем самым в беседе своим молчаливым присутствием.

– Очень хорошо и удивительно похожее впечатление обо мне, – продолжал Фрейд молча, становясь напротив портрета.

Глиняное лицо смотрело на него, словно ожидая своего часа.

– Да. Потрепала тебя жизнь, старина, – заметил Фрейд, рассматривая черты очевидной старости.

Слепок лица молча согласился.

– Жизнь-то, кажется, уже клонится к закату. Не зря ученики настойчиво так просят мой прижизненный портрет, – подумал Фрейд, затуманивая взгляд.

Портрет внимательно смотрел на своего угрюмого двойника.

– Жизнь клонится к закату, и я постепенно склоняюсь, горблюсь. Склоняюсь перед смертью? – отвлекся старик на мгновение от скульптуры.

Портрет наблюдал и ждал.

– Ни перед кем не кланялся, а перед смертью склоняюсь? Да, перед ней склоняются все. Только перед жизнью мы не кланяемся. Видимо, считаем, что… Что? Жизнь – Эрос? Только ли Эрос? – усомнился Фрейд в собственной теории психоанализа.

Портрет красноречиво молчал.

– Вот мы с тобой еще живы, но говорим и о смерти, предвидим и предчувствуем ее. Она во мне уже присутствует… Она здесь во всей своей красе в виде постоянной боли, усталости, запахов и чувств. Ты ее чувствуешь? – наклонился Фрейд к глиняному лицу.

Портрет словно сморщился.

– Да что ты можешь чувствовать, прах ты земной? – еще сильнее наклонился Фрейд к холодному лицу.

Портрет вызывающе молчал.

– Прижизненный портрет. Подобие, созданное при жизни. Сколько смысла и сколько скрытой иронии, сарказма и даже издевки. Они насмехаются надо мной? Самоутверждаются, руководят, желая подчеркнуть, что будут чтить меня в моем двойнике после моей кончины. Будут жить и уважать мой образ и подобие. Тебя, грязь! – все более расходился психоаналитик.

Портрет ждал.

– Не обижаешься? Ты неизменен. Можешь ли ты обижаться? Молчишь. Можешь ли ты чувствовать и тем более мыслить?

Портрет смотрел прямо в глаза Фрейду.

– В тебе только то, что сейчас есть во мне, только это сиюминутное состояние тела и души.

Портрет молча соглашался.

– В этом мгновении есть только то, что есть от всего того, что было. От всего того, что было во мне при жизни.

Портрет утвердительно молчал.

– В этом мгновении вся моя прошедшая жизнь, во мне и в этом слепке вся она. Вся жизнь в одном мгновении и в одной форме. Твоя форма и есть символ моей жизни?