Александр Левинтов - Философия старости

Средневековье

Античный культ тела и красоты сменился христианским презрением к плоти и её греховности. Люди как бы намеренно «старили» себя и свою телесность – изнурением, пренебрежением к гигиене, истощением себя постами и аскезой умерщвления и унижения плоти во имя спасения души.

Это имело глубокие теологические обоснования.

Обычная для средневекового сознания склонность к символическому пониманию любого явления в учении о семи возрастах человечества носит оттенок исторического пессимизма: лучшие, самые счастливые времена в жизни человечества прошли в обстановке морального упадка и приближается конец света. Из учения об аналогии между микрокосмосом и макрокосмосом делается вывод о параллельном старении мира и человека. Любопытный парадокс: общество, одержимое мыслью о старении, дряхлости мира было обществом, которым правили далеко нестарые люди. Абеляр и Фома Аквинский стали профессорами в неполных тридцати лет. Сорокалетних в те годы уже считали пожилыми. Идеал средневекового общества – монах, аскет, человек, отрешившийся от земных интересов, забот и соблазнов, и потому, более всех остальных приблизившийся к Богу.

Григорий Нисский, трактуя «Апокалипсис», утверждал: после Последнего Суда для праведников не будет ни болезней, ни смерти. И на этот суд мы будем призваны не сами, а лишь наши души, иконически изображаемые невинными младенцами, «агнцами».

Аврелий Августин [1] выделял шесть периодов в истории общества по аналогии с днями Сотворения мира Богом:

– первый – с Адама и Евы до мирового потопа,

– второй – от Потопа до Авраама,

– третий – от Авраама до Давида,

– четвертый – от Давида до Вавилонского пленения,

– пятый – от пленения до Рождества Христова

– шестой – от Христа до конца света.

Эти периоды он сопоставлял с жизненными циклами отдельного человека: младенчество, детство, отрочество, юность, зрелость и старость – совершенно в духе Пиаже

Старость по мнению Августина – это время для постижения Бога, которое приходит «после трудов мужеского возраста». Последний этап жизни отдельного человека таким образом связывается с аналогичным этапом истории всего человечества.

Им выделяется два способа жизни – путь греха и путь праведности. В первом случае жизнь человека «живущего по телу» приводит его душу к окончательной смерти. Такая старость – «возраст наиболее дряхлый, наиболее подверженный болезням и слабый». Во втором случае описывается жизнь «нового» человека, «духовного и небесного». Его периодизация жизни насчитывает семь возрастов, «соответствующие не количеству лет, а внутреннему преуспеванию». Три последних возраста связаны с постижением зрелой мудрости: «пятый – период мирный и во всех отношениях покойный, когда человек живет в богатстве и изобилии неизменяемого царства высшей и неизреченной мудрости; шестой – время всестороннего изменения для вечной жизни, когда человек, вполне забывая о временной жизни, переходит в форму совершенную, созданную по образу и подобию Божию; седьмой – уже вечный покой и вечное блаженство, не различаемое никакими возрастами».

Р. Бэкон, изучая причины старения и способы продления жизни, выделял две причины преждевременного старения: неправильный образ жизни и неправедность, отрицание нравственности. Негативное влияние этих факторов накапливается и передается по наследству, что объясняет, почему каждое поколение людей живет все меньше и меньше. По мнению Р. Бэкона спасение души тесно связано с открытиями в науке, прежде всего алхимии.

Эпоха Возрождения

Эта эпоха – прежде всего возвращение к идеалам и апологии человека. Наука и философия возвращаются к человеку и его природе. «Да здравствуют верные и постоянные наслаждения в любом возрасте и для любого пола!» – провозглашает Лоренца Балла, итальянский философ-гуманист, эпикуреец.

По мнению Рыбаковой Н. А. [57] в эту эпоху формируется новый тип старости – «духовно-эстетический», соединяющий с помощью творчества идею телесного, «ориентированного на имманентное бытие» и идею личностного, «устремленной в трансцендентную сферу». Этот тип старости однако не сложился в законченный образ и не получил в дальнейшем развития как невостребованный. Петрарка: «Я знаю, что поднимаюсь, чтоб опуститься, расцветаю, чтоб увянуть, мужаю, чтоб состариться, живу, чтоб умереть.»

Микеланджело до конца своей жизни сохранял творческую активность. Он, заканчивая купол храма Петра, писал:

«Глупец лишь утверждает,

Что старость отжила свой век и вздорна.

Да разве знаться с мудростью зазорно?

Коль разуму покорна,

Душа стремится к истине всегда,

Соразмеряя силы и года»

И его же:

«Коль в изваяньи жизнь забьет ключом,

Бессмертны станут мастер и творенье».

Монтень представляет старость, как «могущественную болезнь», с которой необходимо бороться с помощью самообразования, занятий мыслительной деятельностью. Мыслитель призывает «выпрямить и поднять» душу для того, «чтобы ей было под силу единоборство» со старостью, так как «скрюченное и согбенное тело не в состоянии выдержать тяжелую ношу» ожидания смерти: «Старость налагает морщины не только на наши лица, но в еще большей мере на наши умы, и что-то не видно душ – или они встречаются крайне редко, – которые, старясь, не отдавали бы плесенью и кислятиной». Сравнивая старость с заболеванием – патологическим процессом, симптомами которого выступают болтливость, скупость, суеверность – философ называет пожилого человека беспомощным, поэтому наилучшими методами лечения для него являются любовь и привязанность близких.

В качестве совета, чтобы не прослыть скупым, рекомендует, что вовсе не обязательно отдавать детям все, что накоплено, ибо нет такой необходимости «…раздеваться раньше, чем придется лечь спать». Достаточно, по мнению Монтеня, «раздеваться до очень теплого халата» и расстаться с тем, что для него не по зубам». Старикам свойственна «коварная злоба», «зависть». Чтобы замедлить процесс старения необходимо обладать большим запасом знаний: надо приобретать и в этом возрасте знания, будить мысль, загружать ум, расширять кругозор. Этому во многом поможет чтение, размышление. «Книги сопровождают меня в мои старые годы и в моем уединенном состоянии, читая их, упражняем душу». «Я не жду никакого другого удовольствия от книг, кроме разумной занимательности, и занят изучением только одной науки, науки самопознания, которая должна меня научить хорошо жить, и хорошо умереть». Результат самообразования, чтения, Монтень видит в понимании «стать» только более мудрее, а не более ученым или красноречивым…» «Моя философия в действии», заключает Монтень и призывает радоваться каждому дню, дарующему жизнь, изгонять с омраченного лица старческую угрюмость. Процесс развития человека осуществляется всю его жизнь: «в пытливой погоне за знаниями нет, и не может быть конца…, конец на том свете» Знание должно быть подчинено выработке способности суждения «…у тех, кто умеет хорошо использовать свое свободное время, знания и опыт растут вместе с жизнью».