Андрей Левшинов - Как найти точку опоры, чтобы перевернуть к лучшему свою жизнь

Раз ввечеру повалился спать на повети и чую сон: девки из-за меня друг-дружке косье мнут. Кому я достанусь? Сон норовит облапить всего, а явь уперлась и пыжится на ноги поставить.

Мне что? Пущай в себе проминаются. Я тихим манером сел и мантру затянул. Мантра потекла широка, гладка. Как тут устоишь? Сел я на мантру, и понесло, и вызняло меня в далекий вынос.

Девки захлопотали, да по домам разошлись и улеглись, а меня несет все выше и выше. Куды, думаю, меня вынесет? Как домой буду добираться? В небе ни дороги, ни транвая. Долго ли в пустом месте себя потерять? Смотрю, а впереди радуга семицветна. Кажный цвет ступени йоги являет.

Красный злобу и гнев духовными законами уминает. Осенний цвет практиками очищат. Желтый позами хитрыми укреплят. Изумрудный дыханием сердце возвеличивает. Голубое небо помогает чувствами управлять. Море синее сосредоточиват сознанье на своем Я. Последний цвет, который я охапкой руками обнял – фиолетовый, – слияние с миром означат.

Я на радугу скочил, в радугу вцепился, уселся покрепче и поехал вниз. Еду, не тороплюсь, не в частном быванье ехать в радужном сверканье. Еду, мантру пою – это от удовольствия: очень разноцветно вокруг меня. Радугу под собой сгинаю, да конец в нашу деревню правлю, к своему дому, да в окошко. И с мантрой на радуге в избу и вкатился!

Моя баба плакать собралась, черно платье достала, причитанье в уме составлят. Ей соседи насказали:

– Твоего мужика невесть куда унесло, его, поди, и в живности нет, ты уж, поди, вдова!

Как изба-то светом налилась, да как мантру мою тока услыхала, разом на обрадованье повернула. Самовар согрела, горячих опекишей на стол выставила. В тот раз чай пили с особой душой. И весь вечер меня жона «светиком» звала.

На улице уже потемь, а у нас в избе светлехонько. Мы и в толк не берем, отчего, да не думам. Только я шевельнусь, свет по избе разныма цветами заиграт!

Дело-то просто. Я об радугу натерся. Сам знашь, протерты штаны завсегда хорошо светятся, а тут терто об радугу!

Спать пора и нам, и другим.

Свет из наших окошек на всю деревню, все и не спят. Снял рубаху, стащил штаны, в сундук спрятал, темно стало.

В потемки заместо ланпы мы рубаху или штаны вешам. И столь приятственный свет, что не только наши, а из дальних деревень стали просить на свадьбы для нарядного освещенья.

Эх, показать сейчас нельзя. Портки в Индию – Тибет увезли, а рубаху в Армитаж. Там свадьбы идут, да иноземцы с нашими ходют, обучение принимат.

Да ты, гостюшко, впредь гости, на спутье захаживай. Будут портки али рубаха дома – полюбуешься, сколь хороша своя радуга-йога в дому.

В бывалошно время я по осени в лес вышел. Пришло время межи ставить: где медведям и где нам зимой хозяйствовать. Некоторы медведи у нас совсем руч-ны – в морозы из шкур вытряхиваются и свои шкуры на межи вешат. Мы в шкуры залезам, тепло ходить и мороз – дело постороннее. На ночь шкуры медведям отдаем…

Тем вечером тихо было. Озеро спокойнехонько воду пригладило, с небом в гляделки играт – кто кого переглядит. И я на них загляделся, межи к дереву приставил. Наш край летом богат светом. Солнце круглосуточно. И на осень хватат.

Раз буря поднялась, воду вздыбила, золоты листы с дерев посдергивала. Грозовы тучи Солнце завалили, молнии на землю посыпали. Вокруг не дождь каплями, а вода морем с неба. Солнца нет, а молнии полыхат – светло как днем. Хотел я было просту молнию взять на темну зиму, чтобы каждоденно свет был, да подходящей выбрать не мог: то толста очень, то тонка, то в руках жжется, расползается. Не с руки с неба молнии хватать! Тады стал я только вершки собирать. Молния в землю глубоко уходит, а вершок еще торчит, трепещется. Вот я его за пазуху и прячу. Набрал столько, что раздулся рубахой и свечение от меня, как от фонаря в городе. Да что там – светло вокруг, и гром от меня отпрыгиват.

Ушли тучи, опять солнечная тишь да яркость вокруг. Повтыкал я межи в мокру землю да вернулся назад. Иду по деревне, а вокруг меня гром гремит. Мужики да бабы выторапливаются уши заткнуть. Коли ухом не воймутся, так спокойны все, улыбаются.

В избу вошел молнии повытряхивать, ан их нет. Внутрь меня вошли, по костям и жилкам растянулись. От моего прихода тепла прибавилось: рассада на оконце в рост пошла, да из яиц цыплята повылуплялись.

В те поры и стал я лекарем местным. Люди уважают блеск на брюхе моем. Руками над нейможными вожу, нутряной туман у них раздвигается, области тела светом заполняются. А гром я в голос приладил, на общественну пользу приспособлям. Когда чище-мину задумам, меня посылают дерева да кусты голосом рубить.

С того раза я завсегда сказки пишу с натуры. Многое помнится и многое в сказки просится, да я только важны события в сказку сплетаю.

Все, за что бы ни брался питерский оператор и директор медиа-группы «Премьер» Максим Гермагенов, он делает радостно и гениально. Это может быть рекламный ролик для строительной компании или съемки телевизионного сериала о Рерихах, о дочери болгарского лидера Людмиле Живковой. «Засветился» Максим и в чисто TV формате: его взгляд на происходящее отмечен в передачах «Ночной странник», «Эксперт».

При одном только упоминании его имени коллеги и знакомые невольно расплываются в улыбке, да что там коллеги – Гермагенова любят все. Когда он участвует в съемках Гранд-Мастер-Класса Левшинова, участники тренировок и занятий подходят к нему со своими вопросами, и Максим отвечает, консультирует в области фото– и видеосъемки.

Незаметный, как привидение, с тяжелой камерой и треногой на съемочной площадке (а это может быть конференц-зал, отвесная скала, движущийся мотоцикл), Максим умудряется запечатлеть то, что обычными глазами не увидеть. Он говорит по-французски во Франции, чем-то напоминая мушкетера своими манерами, немногословен и сосредоточен во время работы, обаятелен в кругу своей семьи.

Последователи его творчества ждут новых работ, и о том, как некоторые из них создаются, мы сейчас узнаем.

– Как началось Ваше сотрудничество с Андреем Алексеевичем?

– Первая моя поездка в Гранд-Мастер-Класс с Андреем Алексеевичем была в Швейцарию в 2002 году, и первый фильм был снят там же и тогда же. С тех пор над всеми фильмами, исключая, естественно, те, который снимал сам Андрей Алексеевич, работал я.

– Максим, насколько интересно работать с Андреем Алексеевичем?