Фрауке Шойнеманн - Первое дело таксы

Утиная охота и рулоны ткани

– Пауль, где ты пропадал?! – Дора стояла на пороге дома и глядела на меня, вопросительно подняв брови. – Я уже начала волноваться.

Гафф-гафф… дурацкая ситуация. Конечно, я не хотел, чтобы хозяева волновались за меня. Да это и абсолютно лишнее, потому что я сам могу позаботиться о себе. Вот только не знаю, как мне объяснить это Доре.

Я решился весело сказать «гафф», улёгся прямо у её ног и ловко перекатился на спину, подставив ей свой животик.

Тут уж Дора больше не могла сердиться. Как я и рассчитывал, она присела возле меня на корточки и с улыбкой погладила моё брюхо:

– Ты маленький дурачок – или, скорее, милый, маленький бродяжка, да?

Бродяжка?! Я?! Ну уж нет! Искатель приключений. Так будет точнее.

– Так, но на сегодня хватит, Пауль, – через некоторое время решила Дора. – Марш в корзинку, проказник. Билле и Фипс давно уже спят.

Как только она это сказала, я почувствовал свинцовую усталость в костях. Но сейчас я даже не мог и думать о сне. Мне нужно было составить план действий, иначе я не смогу выполнить миссию, возложенную на меня ККСД. Впрочем, прежде всего мне нужна идея, а уж потом план – но как бы я ни напрягал свой мозг, я всё равно не мог ничего придумать.

Пожалуй, будет правильнее, если я сначала немного посплю. На свежую голову, как известно, и думается лучше. Во всяком случае, я слышал, как на днях Дора сказала это Торстену.

Короче, я устроился в уютной корзинке и заснул сразу, как только моё ухо коснулось подушки.

Мне снилась бешеная утиная охота. Только всё наоборот: утка гналась за мной, а я удирал от неё с развевающимися ушами – как ни странно, прямо в лисью нору. И тут самое главное: в норе сидел Герберт Гаус, и он направил на меня водяной пистолет. Но струя была синяя, и за считаные секунды моя шикарная жёсткая шёрстка сделалась кобальтовой, то есть синей. Конечно, я рассердился – кто согласится бегать в таком виде по улице?! Я точно не согласен. Поэтому я пришёл в страшную ярость, бросился на Гауса и хотел укусить его за ногу. Однако – ой-о! – Гаус внезапно исчез, и я…

– Пауль, проснись, Пауль, что такое? Почему ты завываешь? Тебе приснилось что-то плохое?

Моргнув, я открыл глаза. Надо мной склонилась Билле, а за ней я увидел Фипса. Оба казались очень взволнованными. Э-э… потому что… я даже не решался посмотреть на себя. Но ведь если ребята смотрели на меня с таким беспокойством, это могло означать, что моя шерсть действительно стала кобальтовой.

– Ты завывал и лаял во сне, – сообщила мне Билле. – Мы даже испугались.

Фипс, оттеснив сестру в сторону, потрепал меня по голове:

– Или это у тебя из-за диска фрисби? Ведь ты вчера получил небольшую травму?

Адский собачий шампунь, пожалуйста, не напоминай мне об этом! Правда, не надо! Когда летящий диск бьёт тебя по чувствительному носу, особенно если ты такса, хочется поскорее забыть об этом и до конца своих дней держаться от фрисби подальше.

– Я ужасно сожалею, Пауль, – сказал Фипс, и я понял, что он говорит искренне. – Ведь я не нарочно, честное слово…

– Билле, Фипс, пора! – крикнула Дора из кухни.

И поскольку никто из ребят не реагировал, раздался громкий бас Торстена:

– Дети, считаю до трёх. Кто не готов, пойдёт сегодня пешком.

Угроза подействовала. Торстен возит их в школу каждое утро не потому, что они такие избалованные – просто он работает учителем в той же школе, где учатся Билле и Фипс. Поэтому логично, что они едут все вместе на машине, раз им по пути.

Когда Билле, Фипс и Торстен ушли, я всё-таки решился посмотреть на свои лапы, потом на брюхо и на всё, что мог увидеть. К счастью, ничего синего на моём теле я не обнаружил. Нормальный окрас таксы, даже красивый. Я вздохнул с облегчением и помчался на кухню. Дора сидела за столом и пила кофе.

– Доброе утро, Пауль. Ну как, хорошо поспал?

Гафф, в общем-то, хорошо, не считая того безумного сна.

Дора встала и пошла к шкафчику, где лежит мой корм.

Мой желудок сразу начал урчать.

– Сейчас ты позавтракаешь, а потом мы пойдём на прогулку, – сообщила Дора.

Я с жадностью набросился на корм, полакал воды и был готов к прогулке, потому что мне срочно требовалось поднять лапу на дерево.

Но Дора всё копалась и копалась.

– Мне надо найти несколько образцов ткани для Гилбертов, – объяснила она мне. – Они наконец поручили мне придумать новый дизайн для их гостиной.

Для Доры это хорошо, а для моего мочевого пузыря плохо.

– Они живут тут недалеко. Я быстро занесу им рулоны ткани, а потом мы с тобой прогуляемся по парку.

Ой-ой-ой, как бы не было поздно! Мне срочно нужно! На всякий случай я стал повизгивать, чтобы потом Дора не упрекала меня, если я оставлю ручеёк на плитках пола.

– Ой, ты больше не можешь терпеть! – К счастью, Дора поняла мои проблемы. – Тогда я выпущу тебя в сад. Но смотри, маленький озорник, не убегай. – Она строго посмотрела на меня и отодвинула дверь террасы.

Я стремглав помчался в сад, взяв курс на мой любимый куст, и поднял лапу. Ах, какое блаженство! Настоящее освобождение. Между прочим, я всё увереннее стою на трёх лапах. Почти не качаюсь… ну, разве что совсем чуть-чуть.

Избавившись от тяжести, я побежал назад в дом. Конечно, правильнее было бы сразу отправиться к этому гадкому Герберту Гаусу и навсегда отучить его поливать детей водой. Вот только, во-первых, лучше мне пока не убегать, иначе Дора никогда больше не отпустит меня в сад одного.

А во-вторых, у меня ещё нет никакого плана действий. Сколько я уже ломал голову, но ничего дельного так и не смог придумать.

– Ну вот, я как раз тоже всё собрала, – сказала мне Дора, когда я вернулся в коридор.

Она прицепила поводок к моему ошейнику, сунула под локоть сначала один рулон ткани, потом ещё один, и ещё, и ещё, схватила большую дамскую сумку и потащила всё это к входной двери.

Добром это никогда не заканчивается, поэтому я старался держаться на расстоянии. Если она уронит сразу все рулоны, от меня останется мокрое место.

Но, как ни странно, Доре этот манёвр удался. Она даже сумела пронести все четыре рулона по улице и нажать на кнопку звонка большого белого дома, который выглядел супермодерново и абсолютно не гармонировал с другими домами.

– Чёрт возьми! Теперь у них никого нет, – расстроилась Дора. – А ведь фрау Гилберт уверяла меня, что с утра я в любом случае застану её дома.

Дора была в отчаянии, и я мог её понять: ведь теперь ей придётся всю эту тяжесть тащить домой.

– Ох, пожалуй, мне не остаётся ничего другого, как… – пробормотала она, но тут к дверям дома торопливо подошёл какой-то немолодой мужчина.