Патриция Макконнелл - По ту сторону поводка [Как понять собаку и стать понятным ей]

Айла — маленькая кошка, идеальная кошка, которая каждую ночь мягко и нежно спит на моей груди. Три года назад, до того как я взяла ее в дом, она жила в амбаре, где холодными длинными ночами, свернувшись калачиком на спине у моей длинношерстной овцы, охраняла зерно от мышей. Однажды весной рабочий, стригущий овец, был изумлен, найдя войлок вместо шерсти на спине старой овцы по кличке Марта. У овец ее вида шерсть обычно не сваливается, но тепло и влага, исходившие от тела Айлы во время сна, превратили шерсть Марты в клубок войлока. Весьма идиллическая картина: вернувшись зимним снежным вечером домой на ферму, застать кошку, свернувшуюся калачиком на спине своей любимой овцы, обеих усыпанными снежинками и напоминающих елку с рождественского базара.

Но вот уже три дня, как Айла пропала. Я вернулась домой из командировки на третий день ее отсутствия и прочесала ферму, зовя ее по имени и повсюду заглядывая. Поздно вечером, обследуя территорию около амбара, я услышала однократное слабое «мяу» — или мне показалось? Такое тихое, и больше не повторившееся: это могла быть Айла или просто птица в лесу, усевшаяся в свое уютное гнездо. Я сходила домой за фонарем и провела еще час, всматриваясь в беспорядочные горы рухляди, которые в амбарах Южного Висконсина разрастаются, как водоросли. Ничего.

Рано утром следующего дня я вновь принялась за поиски. На сей раз, услышав тихий звук, я была уверена, что он принадлежит Айле. Она опять мяукнула лишь однократно, но теперь я расслышала его ясно и знала, что Айла была в амбаре; я также знала, что если не найду ее, она умрет; знала, что я уже искала и искала и понимала, что мои шансы найти ее в этом старом амбаре были хуже некуда.

Я поискала еще несколько минут, а затем села и расплакалась. Я уже провела в поисках часы, и мне было известно, что раненные кошки обычно заползают в укромные места и остаются там. Они редко мяукают, даже когда хозяева зовут их, придерживаясь главного желания: спрятаться, будучи раненными. Шансы найти ее в хаосе моего старого амбара были нулевыми. Мой амбар — это не просто пространство. Это верхний этаж огромного старого коровника с бесконечными проходами, с четырьмя сотнями тюков сена, кучами заборных столбов высотой с человеческий рост и проводами и заплесневелыми деревянными обшивками. В это холодное тихое утро я была уверена, что никогда не смогу отыскать Айлу, и что моя милая маленькая кошечка умирает где-то в нескольких метрах от меня.

Но мы с Айлой были не одни в амбаре. Моя бордер-колли Пип была со мной, вынюхивая, как обычно, голубиный помет и лисьи следы. Пип не читала книг о бордер-колли. Она виляет овцам хвостом, как поросенок Бэйб из фильма, и не смогла бы сдвинуть с места упрямую овцу, даже если бы от этого зависела ее собственная жизнь. Но бесполезная в работе с овцами, Пип как собака зоопсихолога — на вес золота, она излечила более сотни собак от агрессии, вызванной страхом по отношению к другим животным. Пип любит еду, теннисные мячи и других собак — именно в этой последовательности. Помимо этого она любит использовать свой нос, читая мир вокруг себя как газету, написанную запахами.

Я припоминаю, как приговаривала, плача: «О, Пип! Где Айла? Я не могу найти Айлу». Я изливала ей свою душу, как делают многие из нас, владельцев собак, без всякого ожидания, что она присоединится к поиску. Несколькими минутами позже я услышала шум, посмотрела вверх и увидела Пип, стоящую на вершине горы из тюков сена, высотой метра в два с половиной, которая заполняла половину амбара. Ее нос был зажат между двумя тюками, и она что-то откапывала и поскуливала. Она никогда не делала этого прежде, и никогда не делала этого после. Там должна была быть Айла.

Я, наверное, расшвыряла полсотни тюков сена, прежде чем нашла ее, прямо под тем местом, где копала Пип: трехкилограммовый комочек изголодавшейся, обезвоженной кошки с настолько отечными бедром и плечом, что в первый момент я не поняла, что это за анатомические образования. Айла выглядела мертвой. Ветеринар сказал, что она и умерла бы через несколько часов. У нее был жуткий укус плеча, который нагноился, и инфекция бушевала, пока кошка пряталась в тюке сена, медленно умирая.

Сейчас Айла в порядке. Она на пенсии в доме, где может свернуться калачиком на теплых, похожих на овчину подстилках. Иногда она посещает амбар, но теперь предпочитает дремать внутри дома, поближе к батарее отопления. В прошлом месяце я презентовала ей мышь, пойманную в мышеловку, но не убитую. Айла развернулась и пошла прочь. Определено, она относится к пребыванию на пенсии весьма серьезно.

Пип спасла жизнь Айле и сделала это с помощью носа. У меня тоже есть нос. Он работает вполне хорошо. Насыщенный мускусный аромат диких слив ударил в него, точно мягкой подушкой, прошлой ночью, когда я шла через долину. В моей спальне стоит аромат лаванды, а в свои командировки я прихватываю эвкалипт, чтобы отбить запахи дешевых номеров мотелей. Я не хуже других могу учуять запах мочи кошки на ковровом покрытии — умение, обязательное для зоопсихолога. Но мне никогда не приходилось использовать свой нос для того, чтобы попытаться найти Айлу. Конечно, мой нос работает не так хорошо, как у Пип, но предполагала ли я, вообще, использовать его для этой цели? Нет. Я смотрела Я слушала. Пип нюхала. Я человек. Она собака.

Айла — кошка, спасенная Пип, устроилась на теплой, шерстяной спине овцы в холодный зимний день

Мы все знаем, как хорошо работают носы у собак. Мы видим вынюхивающих бомбы собак в аэропортах и слышим об ищейках, идущих по следу потерянных в лесу детей. Мы наблюдаем, как наши собаки нюхают под хвостами у других собак, и задаемся вопросом, что они таким образом узнают друг о друге. Чего мы не знаем, так это того, насколько хорошо функционируют носы у нас. Наши способности могут поблекнуть в сравнении с биглем, которого я с симпатией называю «нос с лапами», но для нас, людей, запах также чрезвычайно важен. Похоже, большую часть времени мы просто не осознаем этого.

Как описано в книге Дайан Экерман «A Natural History of the Senses», данные научных исследований способности людей к обонянию, как минимум, изумительны. Люди могут определить, кто носил тот или иной атрибут одежды, мужчина или женщина, просто понюхав его, даже если до этого сказали, что это им не под силу. Матери могут правильно распознать запах собственных младенцев, даже если говорят, что просто пытаются угадать. По запаху дети могут сказать, когда в комнату входят их матери. Матери могут отобрать футболки, которые носили их собственные дети, среди футболок, которые носили другие дети. Женщины могут даже распознавать зрелость человека исключительно по его запаху, точно отличая младенца от ребенка постарше, подростка или взрослого. Подобно собакам, мы можем сказать, исходит ли запах от мужчины или от женщины. Хелен Келлер, слепая и глухая после перенесенной в младенчестве скарлатины, утверждала, что она могла сказать по одному лишь запаху людей, чем они занимались: эти ароматы леса или кухни приставали к ним на долгое время после того, как они переходили в другие места.