Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

Наконец Шыкалов вернулся к столу.

— Николай Филиппович, — сунулся к нему Павел. Но тот молча отстранил его рукой и взял мегафон.

— Товарищи, внимание! Внимание! — раздался над поскотиной его голос. — Областные испытания лаек на злобность объявляю открытыми. Представляю судей… — Он перечислил несколько фамилий, после чего сказал: — К испытаниям допускаются западносибирские лайки с родословными, в возрасте от трех лет и выше. Сначала идут суки, потом кобели. Первой вызывается лайка Анита, диплом полевых испытаний второй степени, возраст четыре года. Владелец Харченко.

И Павел понял, что опоздал, что теперь уже ничего нельзя сделать, увидел высокого худощавого мужчину с поджарой лайкой черно-белой масти и повернул назад. Не хотел он смотреть, как будут рвать собаки его Потапыча. Но вначале невнятный смешок, а затем откровенный, язвительный смех заставили обернуться.

— Чего это? — спросил он у оказавшегося неподалеку соседа Василия.

— Та, — махнул тот рукой. — Не собака, барахло. Боится медведя. За хозяина прячется.

Над поскотиной раздался голос Шыкалова:

— Лайка Анита снимается с испытаний из-за непригодности. Уберите собаку, гражданин Харченко.

— А ведь говорили, что только чистокровных собак допускают, — удивился бригадир Иван Макарьевич.

— Ну и что из того, что чистых кровей?! — громко, чтобы другие слышали, сказал Василий. — Кровя-то чисты, да жидки, водичкой водопроводной с двенадцатого этажа разбавлены. Собаки эти не то что медведя, зайца с балкона не видели…

— Вызывается лайка Петра, возраст три года, диплома нет. Владелец Анисимов, — громыхнул над поскотиной усиленный мегафоном голос Шыкалова.

— Куды ей без диплома?! — съехидничал Василий. — Тут с дипломом струсила…

Лайка сделала по поскотине круг, но держалась от медведя в отдалении. Потом остановилась и залаяла.

— Фас, Петра! Фас! — закричал хозяин.

Собака стала приближаться к медведю, усиленно нюхая воздух. Шла осторожно, опустив хвост и прижав уши.

— Фас, Петра! Фас! — надрывался хозяин. Он, кажется, готов был сам броситься на медведя.

В это время медведь резко повернулся, и собака, истерично взвизгнув, рванулась назад, под судейский стол, едва его не опрокинув.

Зрители откровенно захохотали. Кто-то озорно свистнул. Хозяин кинулся ловить собаку, но та не давалась, шныряла по толпе, усиливая хохот и неразбериху.

— Внимание! Внимание! — гремел голос Шыкалова. — Прошу соблюдать тишину. Или я попрошу покинуть испытания… Мешаете работать судейской коллегии.

Шум медленно затихал. Павел посмотрел на Потапыча. Тот занимался цепью. Он тянул ее, стараясь оторвать от ошейника. «Дурак! Ты бы снял кольцо со столба да шасть — домой… А там бы мы уж…» — мысленно подсказал ему Павел и вспомнил, как медведь попал к нему…

В апреле, после весенней предкапельной метели, Павел на своем тракторе расчищал от снежных переносов дорогу до райцентра. Окончив работу, возвращался в деревню. Шалея от яркого солнца, мурлыкая под нос что-то залихватское, он двинул рычагами у старой вырубки и погнал трактор целиком по просеке. Выгадывал этим Павел немало — срезал крюк километров пять, да и проверял, цела ли заветная, припасенная до срока копешка лесного духмяного сена. Срок этот наступил, корова вот-вот отелится.

Трактор мощно гудел. Снег кое-где скрывал гусеницы, но Павел не беспокоился, знал — колдобин и ям нет. В одном месте только бы не прогадать, объехать вывернутую ветром ель.

Солнце било в глаза, грело через стекло. Грудь расширялась от весенних запахов, пробивающихся сквозь привычный запах солярки, и сам собой приходил мотив:

— Трам-та-та-та! Трам-трам! Трам-та-та! Трам-трам-трам!

А вот и громадный ствол ели вытянулся поперек просеки. Тут нужно взять чуть правее, вплотную к деревьям. Еще немного… Вот так! Миновав опасное место, Павел повернул к середине просеки, и тут трактор резко качнуло влево, и вдруг раздался рев такой силы и ярости, что Павел вздрогнул и промедлил с переключением передачи. Трактор, чихнув, заглох, а рядом с кабиной взметнулось что-то черное, громадное, закрывая стекло, и опять рев, рев страшный, от которого замерло сердце. Тут-то Павел не совладал с собой, выскочил из кабины и бросился в лес.

Домой Павел добрался весь мокрый от снега и пота. Быстро переоделся, взял ружье, сунул в нижний ствол патрон с пулей, второй в карман, открыл калитку в загородке у собак. Стремительная Белка, увидав хозяина с ружьем, прыгнула ему на грудь, радостно взвизгивая. Воловатый Бойко стоял поодаль, ожидая своей очереди к хозяйской ласке. Павел встал на лыжи и пошел через огород. Собаки бежали впереди. Осевший под весенним солнцем снег держал хорошо.

Сосед Василий разбрасывал по своему огороду навоз. Увидав Павла, приставил ладонь ко лбу козырьком и спросил удивленно:

— Это ж на кого охоту разрешили?

— На берлогу наткнулся на просеке, — сказал Павел скороговоркой. — Медведя придавил трактором. Теперь он, раненый, беды наделает. Да и трактор выручать надо, — и быстрее задвигал лыжами.

Собаки вздыбили загривки и скачками помчались вперед. Белка словно распласталась в воздухе. Ее белая шерсть сливалась со снегом. Сзади, чуть поотстав, огромными прыжками догонял ее Бойко. Через несколько минут они скрылись из вида.

Павел подошел к трактору. Осмотрел его, снял лыжи. Волоком подтащил валявшееся неподалеку бревно, подложил под гусеницу и только стал заводить пускач, как в лесу раздались собачьи голоса. «Нашли, остановили, — понял Павел, — держат!» Встал на лыжи и наддал ходу.

На поляне, у расщепленной молнией сосны, он увидел большого медведя. Собаки наскакивали на него с боков. Медведь прижался спиной к дереву и размахивал лапами, отбиваясь. Снег под ним краснел. Павел постоял немного, успокаивая дыхание, потом прокрался ближе, прячась за деревьями. Прицелился и выстрелил. Медведь вздрогнул и стал медленно оседать, валясь на бок.

— Во, молоток! С первого выстрела… — крикнул кто-то сзади. Павел оглянулся. К нему подбегал сосед Василий. Следом за ним торопился бригадир Иван Макарьевич, а там, дальше, виднелись еще трое деревенских. Были они все на лыжах и кто с топором, кто с ружьем… «Ну, целый базар!» — поморщился Павел.

— Вот это медведище! — восхищенно воскликнул Василий, снимая шапку и вытирая ею лицо. От шапки и от головы шел пар.

Подошли остальные мужики, полезли в карманы за куревом.

— Пудов двадцать будет, — строго сказал Иван Макарьевич.

— Не-е, семнадцать от силы, — заспорил с ним Василий. Мужики стали прикидывать, как и где взвесить медведя. Один предлагал везти на мехток, на большие весы, другой считал, что нужно снять шкуру и разрубить тушу на куски и взвешивать кусками в магазине…