Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

Поднявшееся над горизонтом солнце слепило глаза. Вода мелко искрилась. Камыш стоял стройной зеленой стеной. Запоздалая ондатра быстро плыла, торопясь домой, в хатку, оставляя после себя длинные, широко расходящиеся усы.

Здоровенный крякаш налетел откуда-то из-за моей головы, снизился к оставшимся чучелам и хотел сесть, но, рассмотрев обман, взвился свечой и угодил под мой выстрел. Наконец-то! Через несколько минут Топ подал мне первую добычу в этом сезоне.

После десяти часов мы собрались в лагере, довольные и возбужденные. Все были с трофеями, все выполнили норму отстрела, кроме одного. У Василия Ивановича, который больше всех накануне рассказывал о своих охотничьих похождениях, на поясе сиротливо висел один-единственный чирок.

— Что же ты? — укоризненно спросил его наш старший — Александр Яковлевич. — Утки как будто хватало…

— Понимаете… — смущенно забормотал Василий Иванович. — Вообще-то я сбил больше. Но проклятый камыш… Не смог найти.

— Только не ври, — сурово предупредил Александр Яковлевич. — Пустим собаку. Говори толком — сколько?

— Две, — нашел в себе силы не покривить душой Василий Иванович. — Ружье что-то…

— Показывай, где?

Василий Иванович указал направление.

— Вперед, Топ! Ищи! — приказал я. И Топ нырнул в камыш.

— Не найдет, — пренебрежительно махнул рукой Василий Иванович.

— Найдет, — безапелляционно заявил Александр Яковлевич и спросил: — А что ты дашь Топу, если он принесет уток?

Василий Иванович полез в рюкзак и с гордостью достал две банки консервированных крабов.

— Вот.

Не прошло и двадцати минут, как две утки лежали у его ног. Александр Яковлевич вскрыл ножом банки и вывалил розовое, вкусно пахнущее мясо Топу в миску.

— Ешь. Заслужил.

— Что за шутки? Оставьте хоть попробовать, — сердито запротестовал Василий Иванович, пытаясь ложкой поддеть кусочек. Но Александр Яковлевич был непреклонен.

— Научишься стрелять так, чтобы собаке не пришлось работать, будешь есть крабов сам, — заключил он под общий смех.

Топ, не обращая внимания на их перепалку, махом слизнул содержимое двух банок, и остался очень доволен. Это была его первая награда за работу. Потом их будет много — и медали, и жетоны, и дипломы… Но сегодняшняя была самая вкусная.

Речка Кулунда вьет свои петли по лугам Завьяловского района и каждую весну заливает необозримые пространства, питая водой соленые озера, опресняя и очищая их. Но вот уже несколько лет, как из-за бездумной отводки воды и строительства временных плотин каждым мало-мальски разворотливым, но недальновидным хозяином — директором совхоза речка обмелела и обезрыбела. Уже нет былых весенних разливов, высыхают бесчисленные озера, не растет трава на ранее превосходных сенокосах. На водопой стада приходится гонять за несколько километров, потому что вода в озерах, не опресняясь весной, становится горькой. По этой же причине обезрыбели и погибают озера Китово и Китова отнога. Почему они так называются — уже не помнит никто. Китов там, конечно же, нет. А утка есть. Охота неплохая. Но воду для питья приходится привозить издалека. И такой густой камыш, что без собаки охотиться нельзя. Не найдешь убитую утку. Так что работы Топу хватало. Он не жаловался, не капризничал. По первому приказу продирался сквозь камыш, и не было случая, чтобы возвращался он без добычи.

Немного в стороне от Китовых озер есть небольшая, диаметром в выстрел, воронка с ровными, отлогими краями, покрытыми вязкой, черной грязью. Вода поблескивает лишь внизу, в центре. Эта лужа имеет самый безобидный вид, но егерь предупредил, что собаку ни в коем случае туда пускать нельзя. «Трясина. Засасывает…»

Мы старались не посылать Топа в ту сторону. Но однажды раненая чернеть потянула низко над камышом, и Топ, не дожидаясь команды, пошел за ней. Вспомнив про трясину, я стал звать собаку, но напрасно. Надеясь, что чернеть не дотянет до опасного места, я не сильно спешил, да и, откровенно, не очень верил во все эти страхи. Но, услышав необычный лай Топа, побежал изо всех сил.

Злополучная чернеть все-таки дотянула до ляги и упала в самый центр ее. Топ не раздумывая, бросился в грязь и благополучно добрался до утки. Поймал и стал возвращаться назад. Вот тут-то и схватила его трясина. С тяжелым всхлипом Топ еле вырывал лапы из вязкой грязи. И не выдержал: залаял, зовя на помощь.

Когда я подбежал, Топ лежал на боку на полпути к спасительному берегу и тяжело дышал. Чернеть лежала рядом. Чем я мог помочь своему другу?

Я закричал, сзывая друзей. Но, услышав мой голос и увидав меня, Топ схватил утку и, с трудом выдирая лапы, двинулся вперед.

— Брось утку! Брось утку, Топ! — закричал я.

Подбежали друзья и стали подбадривать Топа на разные голоса. Я было сунулся навстречу, но на первом же шаге провалился чуть не по пояс и без посторонней помощи выбраться не смог.

Продвинувшись на несколько шагов, Топ опять лег на бок. Дав ему отдохнуть, мы стали кричать:

— Вперед, Топ! Ко мне! Хорошо! Молодец! Еще немного!

Мы видели, с каким трудом дается ему каждый шаг. А тут еще утка в пасти, мешает дышать.

— Брось утку, Топ! Брось утку!

Но он не понимал моего приказа или не хотел понять.

Целых полчаса он полз каких-то тридцать метров. Метр в минуту! Стремительный Топ, который догонял зайца, часами преследовал лося!

Наконец мы смогли дотянуться до него и вытащить на твердое. Он лежал у моих ног, загнанно дыша. Прошло несколько минут, прежде чем он встал, отряхнулся, брызгая нам в лица жирной грязью.

Теперь я знал наверняка, что Топ никогда не бросит утку, потому что это его работа, его жизнь, его предназначение.

Мой постоянный спутник по рыбалке и охоте Тихоныч очень любил Топа. И тот отвечал ему нежной привязанностью. Стоило только появиться Тихонычу во дворе, как Топ начинал волноваться, радостно повизгивать.

Не сказать, чтоб у Топа был ангельский характер, но Тихонычу он разрешал проделывать с собой такие штучки, на которые любой другой не осмелился бы. На кратковременных привалах Топ служил Тихонычу подушкой, по полчаса высиживал в его охотничьей шляпе. В шляпе Топ выглядел так комично, что мы все по-катывались со смеху. Но вот найденную утку Топ нес только мне, не поддаваясь ни на какие уговоры. А когда ему заступали дорогу, пытаясь отнять добычу, он, наверное, вспоминая игру с моим сыном, останавливался, широко расставив лапы, и с любопытством смотрел на хозяина утки. Стоило тому только протянуть руку, как Топ отскакивал в сторону и вновь становился в стойку, поджидая его. Но когда игра начинала надоедать или противник играл не по правилам, Топ, не выпуская из пасти утку, поднимал верхнюю губу, обнажая клыки, и полным ходом мчался ко мне.