Марк Гроссман - Птица-Радость. Рассказы о голубиной охоте.

Кирюха не избежал общего правила. На следующее утро я услышал свист и вышел на балкон. Дядя Саша стоял на крыше своего домика и неистово размахивал палкой, к которой был привязан кусок его старой спецовки. В воздухе длинными зигзагами, будто то и дело натыкаясь на препятствия, носился Кирюха. Летал он тоже не так, как все голуби — кругами или по прямой линии, — а так, как будто его всё время дёргали на нитке: вверх, вниз, вбок.

Но вот он вдруг пошёл по прямой и мгновенно скрылся из глаз.

Дядя Саша подошёл к моему балкону, скосил глаза куда-то в сторону и грустно сообщил:

— Выписал из домовой книги.

— Бывает, — сказал я, чтобы окончательно не портить ему настроение. — Раз на раз не приходится.

В это время над нами раздался свист крыльев, и в воздухе рывками промчался грязновато-серый комок. Дядя Саша бросился к себе: выбрасывать голубей. Но он не успел даже добежать до домика, как Кирюха плюхнулся на голубятню. Не сел, не спустился, а именно плюхнулся, почти вертикально опустив хвост.

— Ну, что я тебе говорил! — торжествующе закричал дядя Саша. — Ведь сказывал я тебе: придёт Кирюха, а ты...

И хотя дядя Саша ничего мне не говорил, я промолчал: в такие минуты лучше ему не возражать.

Каждый новый день Кирюха вытворял невиданные вещи. То он вдруг выскакивал из дворика и начинал бегать по шоссе как курица, то штопором ввинчивался в небо и оттуда вниз хвостом валился на голубятню.

— Я так полагаю, — совершенно серьёзно философствовал дядя Саша, — что Кирюха от чёрта произошёл.

Одно было ясно — голубёнок недюжинный. Он умудрялся через очень сложные лабиринты дверок и дырок вылезать по утрам из закрытой голубятни. Он умел находить себе пищу в то время, когда другие голуби, нахохлившись, ожидали дяди Сашиной получки. Прожив всего неделю на новом месте, Кирюха отлично ориентировался в местности.

Обычно голуби, поднявшись в воздух, делают над домом правильные круги. Кирюха с другими голубями по кругу не ходил.

В тот день, о котором я хочу рассказать, дядя Саша выбросил Кирюху вместе со всей стаей. Остальные птицы, давно уже отлетавшись, чистили перья на крыше зелёного домика, а Кирюха всё ещё мотался невесть где; надо полагать, колесил по всему городу.

Но вот он появился на своём кругу и уже стал замедлять полёт, понемногу опуская хвост, что было верным признаком его желания явиться домой.

Мы с дядей Сашей внимательно за ним следили.

В этот момент из-за низкой тучи вынырнул ястреб-тетеревятник. Хищник, летевший медленно, вдруг приготовился к нападению. Бесшумно работавшие крылья с огромной силой понесли птицу косо к земле.

Кирюха в тот же миг заметил смертельную опасность. Он рванулся вбок, потом нырнул куда-то между крышами и выскочил уже около моего балкона.

Но ястреб, надо думать, был старый, опытный разбойник. Он точно повторил все движения голубя и, не взяв его с первого захода, взмыл вверх. Вот он замер в вышине, трепеща крыльями, точно пустельга, и, прицелившись, снова бросился вниз.

Расстояние между ястребом и голубем сокращалось с чудовищной быстротой. Дядя Саша в волнении бегал по своему дворику, махал руками, кричал что-то несуразное. Но ничего, конечно, сделать не мог.

Ястреб, вытянув вперёд лапы с железными когтями и сложив крылья, со свистом падал на Кирюху.

Тогда голубь закричал. Да, да, закричал сумасшедшим голосом, как кричит зайчишка, когда настигнет его собака.

И тут случилось неожиданное. Даже в минуту смертельной опасности этот необыкновенный голубь остался верен себе: он спасал свою жизнь так, как мог сделать это только он один.

В тот миг между ним и ястребом осталось не больше метра. И вот внезапно Кирюха сделал крутой зигзаг и очутился у трубы моего дома со стороны, противоположной хищнику. Тетеревятник снова набрал высоту и снова, как камень из рогатки, со свистом пошёл на голубя.

Кирюха, на этот раз уже молча, бросился за трубу. Но все ястребы, какие только есть на земле, давно бы уже сдохли с голода, если б не умели брать верх над другими птицами.

Голодный хищник — он, конечно, был очень голоден, если осмелился охотиться в городе! — пошёл в четвёртый заход. Перед самой крышей он резко повернулся, появился над голубем и вытянул лапы.

Кирюха рванулся, очутился за соседней трубой и так, от дома к дому, потащил старого разбойника за собой. Наконец он вернулся к нашему дому и стал вертеться вокруг железной трубы над зданием котельной.

Но долго это продолжаться не могло: силы оставляли молодого голубя. Ястреб ещё раз взмыл вверх и ещё раз, сложив крылья и вытянув лапы, устремился к земле.

Близ наших домов густой сетью тянутся электрические провода. И вот сюда бросился Кирюха. Но и тут ястреб сейчас же оказался рядом с ним.

Ветер подхватил серые перья, бросил их вверх и, раскинув веером, понёс над домами. На землю тяжело упало тело птицы.

Я отвернулся: дядя Саша не любил, чтобы ему сочувствовали.

Неожиданно раздался крик дяди Саши. Я бросился к старому слесарю.

На земле под проводами лежал разбившийся о них ястреб, а неподалёку от хищника, весь дрожа, широко разинув клюв и закрыв глаза, сидел Кирюха.

Дядя Саша медленно подошёл к грязновато-серому, несуразному голубёнку, взял его на ладонь, погладил дрожащую спину птицы и, отвернувшись, тихо сказал:

— Спасибо, Кирюха...

Она выросла в голубятне у бухгалтера тракторного завода — человека, обременённого большой семьёй и потому вечно занятого, берущего работу на дом. Бухгалтер — отец четырёх девушек — часто, оставшись наедине с женой, вздыхал:

— Вот ведь беда какая, Ниловна: ни одного мальчишки не подарила ты мне. Помирать буду — некому голубей оставить.

Ниловна махала рукой на мужа и ворчала:

— Седин своих постыдился бы: седьмой десяток, а чем занимаешься!

— Ну чем? — вяло отбивался глава семейства.

Он знал, что этот разговор, как и многие предыдущие, кончится тем, что жена пойдёт к соседке и станет жаловаться ей на тяжкий недуг мужа.

— А тем, — зажигалась Ниловна, потрясая перед носом мужа не раз чиненной кофточкой, — а тем, что дочерям в институт идти, а у них по одному приличному платью! А папенька на голубей тратится. Тратишься ведь?

— Ну, трачусь, — покорно соглашался бухгалтер.

— «Ну, трачусь»! — наступала Ниловна. — Ты сколько за эту свою, за Верную, заплатил! Мыслимое ли дело, отвалил за птицу ростом с кулак тридцать рублей!

Ниловна хлопала дверью и шла к соседке. А Николай Ильич, ещё раз вздохнув, отправлялся во двор, садился на скамеечку у голубятни и уже через минуту забывал и о попрёках жены, и о пустяковой ошибке в годовом отчёте, за которую он заплатил тремя ночами бессонницы, и о многих других мелких и не очень мелких неприятностях. Бухгалтер весь преображался, глядя на своих любимцев. Он то улыбался, то сокрушённо качал головой, то тихонько начинал напевать какую-нибудь песенку без слов.