Наталия Криволапчук - Собака, которая любит

В этот момент мы находимся во власти подсознания. Это оно, по неведомым нам правилам, не последовательно, а скачком, строит ассоциации и «выплескивает» в сознание один только результат, не потрудившись воспроизвести возможные связи.

Тот же механизм срабатывает и в процессе интуитивных прозрений (психологи именуют это явление «инсайтом»). Интуиция — это неожиданный для нас вывод из тривиальных, казалось бы, фактов и посылок, не подчиняющийся явной логике и основанный именно на скачкообразных ассоциациях между разными по характеру явлениями, процессами, идеями.

Сознание и подсознание сосуществуют и взаимодействуют на всех уровнях наших психических структур. В один и тот же момент во мне и в вас происходят процессы, отражаемые в сознании, и те, которые протекают как бы сами по себе — то бишь, управляются подсознанием. Однако на разных уровнях сознание и подсознание представлены в разных пропорциях. Если в сборе фактографической информации эти две стороны интеллекта участвуют, можно сказать, на равных, то наибольшая часть стереотипных программ поведения доведена до автоматизма и находится в ведении подсознания. Критерии поведения чаще осмысляются сознанием, хотя нередко наши импульсивные поступки диктуются подсознанием. В этом сказывается влияние эмоционального уровня, по природе своей наименее осознаваемого и наименее формализуемого. В наших представлениях о социальных структурах осознанное и неосознанное вновь смешиваются в приблизительно равных долях. Познание идет разными путями у разных индивидуумов: одни больше доверяют аналитическому и логическому аппарату сознания, другие полагаются только лишь на интуитивные прозрения, третьи умеют эффективно сочетать и то, и другое. Идеальный уровень нечасто поддается осмыслению, наши философские воззрения скорее следует относить к епархии подсознания.

Соотношение сознательного и подсознательного может меняться в зависимости от ситуации. Меня, скажем, не очень-то волнует функционирование моей печени, и она до поры до времени «общается» только с моим подсознанием. Но стоит ей заболеть — и этот факт уже не может не трогать моего сознания. Так мы и существуем, в постоянном динамическом равновесии двух сторон мышления, где верх берет то одно, то другое. А статики здесь и быть не может! Стоит одной из наших ипостасей подавить и заставить замолчать другую, как наши взаимодействия с миром искажаются самым критическим образом, и такая ситуация чаще всего представляет интерес уже не для психологов, а для психиатров.

Стоит только призадуматься — и становится очевидным, что сознание и подсознание работают с совершенно разными типами информации о мире.

Явные факты и данные можно называть дискретной информацией. Это владения сознания и логики. Однако «сырьем» для ассоциативно-интуитивных механизмов подсознания служит информация особого вида.

В первую очередь это непрерывная информация — ее примером могут служить любые спектры, в которых значения признака хотя и упорядочены, но между ними нет четкого разграничения. Где, например, проходит граница между голубым и синим цветами? Физического предела тут не существует, мы можем только договориться о том значении длины волны видимого света, которое станет для нас условной границей цветов.

Но есть и вовсе уж хитрая категория информации — та, в которой нет даже упорядочения значений. Вот хотя бы музыкальный звук. Главный его признак — это основная частота колебаний. Важна также и комбинация «вспомогательных» частот, в которых имеются области усиления: это тембр звука, так называемые обертоны. Но ведь не только частотная характеристика создает то звучание, которое отличает Чайковского от Моцарта или Пугачеву от Земфиры. У звука есть длительность и сила, и эти признаки, хотя и упорядоченные сами по себе, никак не связаны с частотой колебаний или между собой. Еще труднее описать, за счет чего создается «туше» пианиста, определяющее его неповторимую манеру. А ведь способ прикосновения к клавишам не имеет упорядоченной шкалы значений и никак не влияет на явные характеристики звука! Но нет сомнений, что манера Рихтера или Гилельса столь же узнаваема, как и кисть Рембрандта или Рафаэля.

Такого рода информация, описываемая разными, не связанными друг с другом признаками, которые могут определяться Бог весть какими хаотическими множествами значений, может быть названа полевой.

Я не случайно употребила именно этот термин. Слово «поле» нынче в чести у тех, кто пытается описывать принятыми в науке способами те процессы, которые никак не поддаются формальному описанию и осмыслению. «Лептонные поля», «торсионные поля»… Кто знает, какие еще поля мы придумаем завтра, чтобы скрыть свою растерянность перед загадками матушки-Природы?

А уж слово «биополевой» никого даже и не смущает. Спектральные характеристики электромагнитного излучения живого организма и каждой его структурной части (органа, клетки) регистрируются приборами, анализируются компьютерами и воспроизводятся генераторами. Только почему же никто не сумел получить от аппаратуры такого же эффекта, какой дают руки целителя? Есть, видно, у живого еще что-то, напоминающее туше музыканта…

Разная внешняя информация по-разному затрагивает подсознание, активизируя его и, что еще важнее, заставляя сотрудничать с сознанием, выводящим мысли и чувства в явную форму. Ближе всего к полевой информации обоняние и вкус, затем идет осязание, потом слух. Зрение несколько уступает последнему по «непрерывности», снабжая нас по большей части явной, дискретной информацией. Чувствительность к непрерывной информации у людей очень индивидуальна и очень различается по разным органам чувств. Тех, кто наиболее восприимчив к скрытой полевой информации, не отражаемой сознанием, мы обычно называем экстрасенсами.

Модное нынче слово «экстрасенс» мы понимаем очень неоднозначно тут вам и ясновидящий, и знахарь-травник, и легендарный всемогущий маг вроде достославного Мерлина. Но физиологи, исследующие органы чувств человека, внушили мне совсем иное понимание этого термина. Экстрасенсами («сверх-чувствующими», если уж переводить с английского поточнее) имеет смысл называть тех, у кого чувствительность развита больше обычного, например, дегустаторов с их удивительно тонким обонянием и вкусом.

Нет, уточню. У дегустаторов, как и у художников, и у музыкантов одно-единственное чувство, нужное для профессии, развивается прижизненно, в процессе тренировки, как мышцы у спортсмена. Есть, однако, люди, которым расширенное восприятие и повышенная чувствительность анализаторов присущи от рождения. В этом случае все органы чувств воспринимают мир несколько иначе, чем у среднестатистического человека. Экстрасенсов от рождения в мире не так уж и мало: от пяти до пятнадцати процентов, по разным оценкам, то есть, усредняя, — каждый десятый. У вас есть десять шансов из ста оказаться в их числе. А если вам поможет ваша собака — шансы удвоятся или утроятся.