Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара

У масла, вынутого из маслобойки, внутри обычно остаются пузырьки пахты. Избавиться от них очень трудно, но сделать это надо было непременно, так как пахта быстро приобретает кислый вкус. Чтобы отжать пахту, масло отбивали и месили в деревянной лохани вроде этой, выдолбленной из расколотого пополам вязового чурбака до 1,5 м в длину.

Из только что сбитого масла можно было относительно легко удалить пахту, если пропустить его через отжим. Выгнутый лоток (длиной в метр) снабжен деревянным в желобках катком, который, когда его вращают за ручку, движется по лотку взад-вперед, отжимая масло. Пахта стекает к обоим концам лотка. Ее сливают в маслобойку к остальной пахте, которая идет на корм свиньям или добавляется в тесто для лепешек и овсяного хлеба.

Миниатюрная старушка протянула мне чашку с чаем, а меня пробрала холодная дрожь: ну вылитая миссис Бек!

Соседняя церковь устроила званый чай для нас, будущих летчиков, скучающих по родному дому. Я поблагодарил, взял чашку и машинально сел, не в силах отвести глаз от лица милой старушки.

Миссис Бек! Вот она стоит в приемной у окна.

— О-хо-хонюшки! Вот уж не думала, что вы такой бессердечный, мистер Хэрриот! — Подбородок у нее задрожал, и она посмотрела на меня с кротким упреком.

— Миссис Бек! Вовсе я не бессердечен, поверьте, но я не могу сделать полостную операцию вашей кошке за десять шиллингов.

— А я-то думала, что уж бедной вдове вы не откажете.

Я окинул взглядом кругленькую, крепко сбитую фигурку, румяные щечки, седые волосы, стянутые на затылке в аккуратный пучок. Вдова-то она вдова, но вот бедная ли? Основания сомневаться у меня кое-какие были. Например, ее сосед в деревушке Рейтон относился к такой идее весьма скептически.

— Одна брехня, мистер Хэрриот, — объявил он. — Ее только послушать! А у самой чулок битком набит. Одной недвижимости у нее тут сколько!

Я набрал в грудь побольше воздуха.

— Миссис Бек, мы часто делаем скидку тем, кому нечем заплатить. Но ведь эта операция не первой необходимости…

— Как так, не первой? — возмутилась старушка. — Я же вам толкую: Джорджина то и дело котится. Только одними разродится, а уж глядишь, вот-вот других принесет. Я прямо сна лишилась: все жду, когда опять… — Она утерла глаза.

— Я все понимаю и очень вам сочувствую. Но могу только повторить: есть лишь один выход — стерилизовать вашу кошку, и стоит это один фунт.

— Столько у меня нету.

Я развел руками.

— Вы же просите меня прооперировать ее за полцены. Это смешно. Надо удалить матку и яичники. Под общей анестезией. И за все — десять шиллингов? Абсурд.

— Жестокий вы человек! — Она отвернулась к окну, и плечи у нее затряслись. — Бедной вдовы не жалеете!

Продолжалось это уже десять минут, и я более не сомневался, что имею дело с волей куда более твердой, чем моя. Взгляд на часы сказал мне, что я опаздываю на вызовы, выйти же победителем из этого спора надежды не было никакой. Я вздохнул. А вдруг она и правда бедная вдова?

— Ну хорошо, миссис Бек, я прооперирую ее за десять шиллингов. В виде исключения. Днем во вторник вам удобно?

Она мгновенно отвернулась от окна, уже сияя улыбкой.

— Удобно, как не удобно? Вот одолжили, так одолжили!

Она просеменила мимо меня в коридор. Я последовал за ней.

— Только вот что, — сказал я, распахивая перед ней парадную дверь. — С середины дня понедельника Джорджину не кормите. Желудок у нее, когда вы ее привезете, должен быть совершенно пустым.

— Как так — привезу? — Недоумение ее было неописуемым. — У меня автомобиля нету. Я думала, вы за ней заедете.

— Заеду? Но ведь до Рейтона пять миль!

— Ну да. И назад потом привезете. Мне ведь не на чем.

— Заехать… прооперировать… отвезти назад — и все за десять шиллингов?

Миссис Бек еще улыбалась, но в глазах у нее появился стальной блеск.

— Цену-то вы сами назначили. Десять шиллингов.

— Но… но…

— Вот вы опять за свое! — Улыбка погасла окончательно, и миссис Бек наклонила голову набок. — Я ведь бедная вдова…

— Хорошо, хорошо, — поспешно перебил я. — Во вторник заеду.

А днем во вторник я клял себя за мягкотелость. Будь кошка в операционной в два, в половине третьего, я бы с ней разделался и поехал по вызовам. Поработать полчаса в убыток еще так-сяк, но сколько времени отнимет вся эта возня?

Проходя по коридору, я заглянул в открытую дверь гостиной. Тристан крепко спал в своем любимом кресле, вместо того чтобы штудировать учебники. Я вошел и залюбовался безмятежной расслабленностью, которая отличает любителей поспать. Лицо у него было ясным и беззаботным, как у младенца, поперек его груди лежала «Дейли миррор», раскрытая на странице с комиксами, пальцы свесившейся руки сжимали окурок сигареты. Я осторожно подергал его за плечо.

— Хочешь со мной, Трис? Мне надо съездить за кошкой.

Очнулся он не сразу, долго потягивался, морщился, но природная доброта взяла верх.

— Само собой, Джим, — выговорил он на заключительном зевке. — С большим удовольствием.

Дом миссис Бек стоял посредине Рейтона слева от шоссе. На свежевыкрашенной калитке я прочел название «Жасмины». Мы пошли по дорожке к крыльцу, дверь распахнулась, и кругленькая старушка приветливо помахала нам.

— Добрый день, добрый день! Рада видеть вас обоих.

Она проводила нас в гостиную, обставленную хорошей мебелью, которая никак не свидетельствовала о бедности. За открытой нижней дверцей буфета я увидел рюмки и строй бутылок. Прежде чем миссис Бек небрежным движением колена захлопнула дверцу, я успел разглядеть этикетки дорогого шотландского виски, черри-бренди и хереса.

Кивнув на картонную коробку, обвязанную веревкой, я сказал:

— Отлично! Можно ее забрать?

— Господь с вами! Она в садике. У нее так уж заведено: днем там гулять.

— В садике? — повторил я нервно. — Будьте добры, сходите за ней, мы торопимся.

Через выложенную плиткой кухню мы вышли на заднее крыльцо. К деревенским домам часто примыкают обширные участки, и у миссис Бек он был очень ухожен. Цветочные бордюры окаймляли газон, на который ложились золотистые отблески яблок и груш, отягощавших ветви деревьев.

— Джорджина! — сладко пропела миссис Бек. — Где ты, дусенька?

Зов ее остался безответен, и она оглянулась на меня с лукавой улыбкой: — Видно, чертовочка затеяла с нами в прятки поиграть. Она это страх как любит.