Фасо Буркина - Оргия четырёх...

Но дома ему пришлось объяснять откуда у него ссадины на шее и возле уха. Лёша сказал полуправду: гулял на той стороне дороги, какому-то мальчику он не пришёлся по душе, тот поколотил. Клятвенно заверил маму и папу, что больше не перейдёт дорогу без их сопровождения.

— И вообще я боюсь того мальчика, который пообещал отпидарасить…. Это, наверное, задушить? Да?

Родители посмотрели друг на друга и сказали, что он прав — мальчик грозился задушить….

Лёша пообещал себе, что больше не станет размышлять о тайне, дождётся благоприятного времени и разузнает больше. Но мальчишечье любопытство усилило наблюдательность именно за противоположным полом. Если до происшествия Алёша даже не обращал внимание на разности в анатомии девочек и мальчиков, то теперь он подолгу, в основном перед сном или при возвращении домой из музыкальной школы, размышлял. Но прийти к какому-либо выводу не мог.

Через месяц у Никиты заболел писюн. Ему сделали операцию "Обрезание" и брат ходил по квартире в купленной сорочке, похожей на платье девочки. Лёша видел, что под сорочкой у брата белья нет. Никита стыдился такого положения, просил вернуть ему нормальную одежду, говорил, что ему стыдно ходить как девочка. Папа и мама ругали его, говорили, что предупреждали его о гигиене гениталий и он сам виноват, что затянул с уведомлением их о болезни.

— Мам, можно я морально поддержу Никиту, надену что-либо подобное и буду ходить без трусиков?

Мама довольно легко согласилась на такую помощь. Футболка Никиты подошла отлично. Хотя брат не оценил поступок Лёши, но вскоре сам перестал обращать внимание на оголяющиеся во сне, части тела. Замечание Алёши, что теперь хорошо посещать туалет, брат принял как верное.

— Да и резинка от трусов не жмёт. — добавил он.

А вечером, по какой-то причине, Лёша посмотрел на маму, одетую в ночную рубашку, и задумался:

"Тётеньки и девочки специально носят платье, чтобы не так было заметно отсутствие писюна? Ведь у папы и дяденек виден бугор. Значит девочки стесняются изъяна…? Не все конечно, некоторые, видимо бессовестные, носят шорты и штаны. А если я…"

Алёша зашёл в туалет, защёлкнул ручку до упора. Надавил — не открывается. Он поднял подол футболки толкнул пенис между ног и плотно сжал их.

"Если я сделаю вот так, надену трусы со штанами, то не буду отличаться от девочек! Ха! Как просто. Но как же девочки писяют? Наверное, художник сфальшивил! Видимо девичий писюн скрывается складками…, а может быть их писюн устроен так же, как голова черепахи? Втягивается куда-то. Надо было лучше рассмотреть картинку!" — пожалев о том, что не детально рассмотрел изображения в атласе, подумал Алёша, прежде чем освободить свои гениталии.

Ночью ему снилась свобода. Свобода обнажения; лёгкости. Свобода воображения полёта.

Тем же летом, поездка всей семьи загород, окончилась аварией, в которой выжил только Алёша. Такие небольшие раны, как перелом нижнего ребра, которое из-за сложности излома, врачи решили удалить, и затем, для симметричности осанки, удалили ребро с другой стороны, внутренние кровоизлияния брюшной полости, не испугали медиков. Их пугал сепсис яичек.

Врачи понимали важность сохранения оных, боролись с воспалением, но оказались бессильны. Сastratio, слово-приговор, прозвучало через неделю после аварии.

Когда он очнулся после искусственной комы, почувствовал боль под грудиной, в горле и в паху.

Шестилетнему мальчику никто ничего не объяснял. К тому же он страдал без родителей и брата, которых, как сказала психолог, он больше не увидит. Вызванная из соседнего города мать папы, стать опекуном внуку не может — сама наполовину парализована. Другая бабушка умерла несколько лет назад.

И ещё один приговор — детдом, куда сироту отправили сразу после выписки.

Разноцветная жизнь до аварии, сменилась грязно-серыми буднями в захолустном приюте для брошенных родителями-алкашами, детей. Только через два года, мальчик смог вначале улыбнуться на новогоднем утреннике.

Педагоги и воспитатели были довольны грамотным и умным мальчиком, который больше времени проводил за чтением книг, чем проказничал с остальными. Помимо школьного образования, мальчику привелось разбираться в новых, алитературных словах и выражениях.

Благо что библиотекарем оказалась разумная женщина, которая услышала из уст ребёнка скверну, объяснила, что слова эти нельзя произносить среди воспитанных людей. Посоветовала Алёше не забывать воспитания родителей и по возможности больше молчать среди местного контингента.

Но случившийся по весне пожар, разрушил серость бытия, окончательно очернив жизнь Алёши. Его с нескальными ровесниками переселили в другой детский дом в Ленинградской области.

Чужаков везде не любят, а дети тем более. Погорельцев третировали все — и младшие, и старшие воспитанники.

Какие только козни им не придумывали. Но Лёша считал, что ему достаётся больше всех: его дразнили "Соплежуем" — ведь доставая козюли он обломал пальцы. Кто-то доставал из своей ноздри соплю и предлагал "перекусить" зелёной поганью. Поэтому он пожаловался воспитателю.

Воспитатель поработал с хулиганистыми детьми и принял на веру их уверения, что такое больше не повторится. Алёша улыбнулся, лёгкости с которой гонители согласились с его претензиями.

Но зря он надеялся на благородство и честь. Не то воспитание, не те гены, которые в корне отличаются от образов вычитанных им героев Диккенса, Катаева, Гайдара.

Эти дети переняли закон блатных родителей, совершивших не одну ходку за колючую проволоку. А там стукачей не любят.

Естественно в тот же день всё внимание гонителей переключилось на восьмилетнего мальчика, который утром следующего дня, проснулся с надписью на лбу: "СТУКАЧ". И теперь каждый отрок или отроковица считали своей обязанностью чем-нибудь унизить Алёшу.

Отталкивали его от раздачи еды в столовой или, если ему удавалось всё-таки дотянуться до тарелки, толкали разнос с пищей. Подножки исподтишка, плевки в спину или в затылок, совершали младшие дети. А старшие откровенно пинали его и угрожали расправой после отбоя.

Алёша не успевал озираться на того, кто ударил сзади, как получал тумак спереди. Ко времени отбоя, его так застращали, что он боялся войти в спальную комнату. Но воспоминания о храбром Мальчише-Кибальчише, придали ему стойкости.

В полутьме помещения его повалили на пол, сели на ноги и зафиксировал руки. А затем кто-то из нападающих помочился на него. За первым последовал другой и третий.