Фасо Буркина - Мотель Бейтсов

Февраль 2014 года.

Ну посмотрим, куда это мама меня затащила. На её Родину. Прямо в самый эпицентр — деревню Гнездо, в самой глуши России. Трое суток в пути, и мы прекратили драпать — спрятались за Уралом. Аж из-под самого Киева. Где у моей тридцативосьмилетней мамы был небольшой бизнес — мотель на десять номеров. Всё быстро распродала, сели в Ниссан Экстрейл, погрузив в него шмотки и еле успели пересечь границу, до того, как новая Влада начала шманать таких, как мы с мамой.

— Вот в этом доме я жила до поступления в Пермский универ. — пухленький объект моих эротических фантазий выйдя из авто потянулась, расправляя косточки.

Я тащусь от этой её привычки — левая рука на затылке, правая слегка верх и назад, как будто ждёт кого бы обнять, и обхватив правой рукой, притянуть к мягкости грудей, которые небольшие по размеру, подаются вперёд, приобретают более выраженные очертания. — Ни из одной трубы дым не валит. Скорее всего все умерли. Пойдём, сынок, заселяться.

— Нет, вон из третьей отсюда трубы, идёт дымок. К дому напротив, идут следы. Человеческие и собачьи.

— Жива значит тётка Полина. А напротив нашей избы дедушки твоего дом. Кто-то заходил к нему. Давай сначала разожжём свою печь, вещи разгрузим. А потом проведаем их.

Работалось споро — проснулись мамины знания и опыт. В отсутствии логистики её не упрекнёшь — практически ни одного невыверенного движения без поставленной цели. Часа через полтора, мы взяли сладостей, копчёностей и по деревяшке, чтобы отбиться от собаки, пошли к тёте Поле.

В её доме было холодно, двери плохо закрывались из-за наледи на них. Мама громко поздоровалась. Тут мы услышали слабый голос. За стенкой, на кровати, в куче одеял и старых пальто, лежала старушка.

— Тётя Поля, это я, Зинаида, племянница ваша.

Старушка расплакалась, что-то говоря сквозь всхлипы, пыталась встать. Мама помогла ей, укрыла шалью, обмотала ноги тряпьём.

Они о чём-то говорили ещё, а я пытался найти дрова, или что можно подбросить в угасающую печь. Дров не нашёл, сказал маме.

— Тёть Поль, ты сможешь дойти до моего дома…? Паша, придётся тебе нести её к нам.

Старушка практически ничего не весила. Я донёс её в наш дом. Отогрели. Накормили. Вечером истопили баню.

Старушка рассказала, что мой дедушка лежит в своём доме, его тоже надо бы сюда. Дедушке и его псу уже не требовалось согреваться — умерли оба. Баба Поля от такого горя плакала без слёз — она и сама была крайне обезвожена, кожа, как высохший пергамент, на её теле могла легко разорваться от неосторожного действия. Она рассказала где остальные родственники мамы. Многие, как мы, годами не посещали Гнезда. Она до последнего берегла дома от разора — в основном молитвами.

Тётя тоже недолго прожила — через три дня после деда Макара не проснулась. И похоронили их в одной могиле, так как копальщики, нанятые из райцентра, два дня в мёрзлой земле рыли яму для деда.

Таким образом мы остались одни в Гнезде. По трассе, проходящей через хутор (а по-другому и не назовёшь селенье с восемью домами) транспорт двигался не так густо, как под Киевом, но и сказать, что его не было совсем, значит лгать самому себе.

— Паша, давай здесь мотель организуем. Опыт у нас есть. Практически все дома принадлежат нам, вряд ли их кто купит. Я являюсь наследницей пяти из восьми домов.

— Зиночка, — я вспомнил как она, рассказывая о своём детстве и юношестве, говорила, что взрослые так поощряли её, — ты умница. Дай я тебя награжу.

Такого она от меня не ожидала — я поцеловал её в губы. Дольше чем положено целовать сыну, крепче прижать тело к своему. Энергетика моей эмоции была такая яркая, что она не обругала и тем более не шлёпнула по заднице.

Это было с утра, а к вечеру я приболел. Явные признаки простуды, появившиеся из-за моей привычки не запахивать верхнюю одежду, когда выносил старьё из дедушкиного дома. Мама начала меня лечить. Натирания камфорным спиртом, отпаивание чаем с мёдом и вареньем из какой-то ягоды, найденным в доме тёти Поли.

Утром заболела мама.

— Видимо это грипп. — родной голос никогда раньше (по крайней мере я не помню такого) не болевшей мамы, испугал меня, семнадцатилетнего парня. Я хоть умел делать многое, но вот эта задача показалась мне непосильной. — Теперь придётся неделю отлёживаться. Тебе полегче?

— Да, мам. Уже лучше, чем вчера. Значит этим же методом будем лечить тебя.

— Придётся. Мне нужно в туалет. Помоги мне одеться…

— Ма! Там холодно. Давай ты в ведро сходи, а я потом вынесу.

Я принёс к кровати мамы оцинкованное ведро, отвернулся. Затем вынес посудину в сени, и принялся натирать мамулю. Помог снять ночнушку, натёр сначала спину. Затем взялся натирать грудь. Ладони ощутили упругость сисек, твёрдость светлых сосцов. Я усердствовал. В мечтах о продолжении, не заметил, что уже третью порцию жидкости втираю в маму.

— Паша, не балуй! — я убрал руку, помог укрыться одеялом. — Добавь дров в печь. Принеси ещё пару охапок — вдруг потом станет холоднее, а ты ещё не совсем выздоровел.

Молодой организм легче справился с заразой — я только кашлял, а мама начала бредить во сне. Истекая пОтом, раскрывалась, мне приходилось укрывать, поить её чаем. Растирания уже проходили без моих фантазий. Я отгонял плохие мысли, старался приготовить что-нибудь вкусненького покушать.

Через два таких мрачных дня мама стала меньше кашлять, потеть. Я сменил простыни и наволочки. Ещё через день она покушала мои блюда — суп с фрикадельками и котлеты с гарниром. На следующий день мама наказала топить баню.

Расчистив дорожку от снега, я разжёг огонь в железной печи, натаскал воды из колодца. Пока баня разогревалась, очистил от снега и возле бани, к окну — тайная мысль, подглядеть в окошко как мама купается, пришла мне в голову.

Через час в помещении стояла невероятная жара — кончики ушей щипало ожогами.

— Ма, я переусердствовал. Там невозможно находиться. Может открыть дверь, пусть охладится?

— Это отлично, Паш. Отнеси туда полотенца, мёд. Свою одежду…. Не смотри на меня так — мы будем вместе мыться. Натрёшь меня мёдом, похлещешь веником. Из бани я выйду абсолютно здоровая.

Каждое её слово, после «мы будем вместе мыться…», подстёгивало мою фантазию. А она в свою очередь подстегнула мою эрекцию. Схватив наказанное, помчался в баню. Долго мастурбировать не пришлось. Не скажу, что я совсем не рукоблуд, но делаю это не часто. Вот за пол месяца пока мы живём в Гнезде, я лишь третий раз сбрасываю напряжение.

— Да, Паша, ты перестарался. — сказала мама, войдя в предбанник. — Даже тут жарко. — с этими словами она начала раздеваться.

Валенки с повешенными на голенища носками, поставила у лавки. Старую шубу повесила на крючок рядом с моим тулупом. Сняла ночнушку, помедлив лишь миг — сняла трусы. Пройдя мимо оторопевшего меня, вошла в парную. Я тоже оголился. Мама присела на нижнюю ступеньку, растирая ожоги ладонями. Чаще обжигались соски — мама прикрывала их.