Марта Зверева - Не надо, дядя Андрей!

Но он разделал меня дочиста, не дав ни единой взятки, даже полицаям на дороге за превышение.

Мудильник сраный.

Из клиники вынесли вообще все. Даже панели со стен ободрали.

Дом уже тоже мне не принадлежал, но Рустамчик оказался добрым и сказал, что он не государство, чтобы лишать меня единственного жилья.

Раньше я бы собрал армию.

Сейчас… да похуй.

Меня все равно заебала эта работа.

Как только я дал слабину, на меня налетели коршуны. Все, что раньше держалось на тонкой системе сдержек и противовесов, начало разваливаться. Кто терпел с долгами, зная, что я полезнее другими услугами, выкатили счета. Кто давно хотел подтолкнуть, сделал это. Кто хотел переметнуться, переметнулся. Остальные захотели за свою дружбу уже не просто ответной дружбы, а того, что мог дать только я. Ей-богу, если бы в эти дни я решил сменить область и открыть бордель с жесткими играми, я бы взлетел и покруче, чем со своей стоматологией. Но мне снова было похуй. Вечеринки вам, чтобы не сожрали сразу? Да подавитесь!

Мне уже не надо притворяться, что я добропорядочный гражданин и надежный участник приличного общества нашего поселка. Дым столбом стоял несколько недель подряд. Незнакомые мне люди трахали в моем бассейне каких-то малолеток, полузнакомые раскатывали у меня в спальне скатерть-самобранку с коксом и кое-чем посерьезнее, знакомые вливали литры алкоголя и втягивали в свои игры.

Когда меня заебывало, я прыгал в тачку и ездил к дому Лизы.

Теперь я бы тем более не стал ее возвращать. Просто некуда.

Так что все было к лучшему. Постоять под окнами, покурить, да и вернуться в свою разваливающуюся жизнь. Иногда мне казалось, что только после этих поездок я могу дышать. Но после них меня отпускал туман, роившийся в голове и снова включалась адовая боль.

Поэтому я сразу шел туда, где мне давали лекарство от этой боли.

Ненавидел себя, мудака и слабака, но… похуй.

Особенно стало похуй после того, как я приехал к Лизиному дому и увидел, как после полуночи она выходит из дорогой тачки с каким-то качком. Тот не добрался даже до дома, стал ее мять и засасывать прямо у подъезда.

Больше я туда не возвращался.

Туман в голове рассеивать стало некому.

— Три близняшки, — усмехается чудовище с лицом Олега.

— Если они тебя не спасут, я уж и не знаю, какой наркотой тебя убивать, — скалится черт, обратившийся Глебом.

В моем мире больше не осталось людей.

Остались монстры с клыками и когтями, которые иногда говорят голосами бывших друзей, ледяная густая тьма и влажные дырки, вокруг которых обернуты более-менее различающиеся шкуры.

Я бы сказал, что человек тут только я, но и в этом я уже не уверен.

Я бы сказал, что так это и должно было закончиться, но где-то в глубине монстра, в которого я превратился, тлеет огонек ярости и жизни.

Он почти гаснет, когда три розоволосые шлюхи находят меня в комнате Лизы, где я теперь живу. Не потому, что в спальне меня бесят вечно упоротые отморозки, там же и бахающиеся чем придется, там же и ебущие девок. И не потому, что скучаю по ней так отчаянно, что это чувство пропитало меня насквозь как яд, как ледяная вода и теперь, замерзая, разрывает нахер плоть.

Иногда, вот как сейчас, боль настолько сильна, что онемевшее тело не чувствует ничего другого. Но они возятся там, внизу, значит вместе со всем телом одеревенел и хуй. Ну и пусть радуются.

А у меня тут глюки. В густой влажной тьме вдруг загорается яркий свет. И из него выходит… ну да, обычная девчонка. Хера ли я так по ней убиваюсь-то? Спасибо, что вытащила из задницы, когда сука-Алинка меня траванула. Ну и до свидания. Живи дальше, Лиза, как можешь. Как умеешь. Уж точно лучше, чем со мной.

Зачем ты приходишь ко мне во снах? Почему обнаглела до такой степени, что явилась уже и наяву? Я что, вконец отъехал уже?

Но она до ужаса реальна. Это не может быть она. Моя Лиза не решилась бы явиться сюда. Лиза, которая сбежала от меня, да так, что я нашел ее просто чудом, случайно. Моя Лиза, которая так просила меня дрожащим голосом ее отпустить, пока мне нравилось глумиться над ней.

Моя Лиза целуется со своими мальчишками и даже не думает о дяде Андрее.

Уйди, морок. Не пачкай ее образ тем, что творится вокруг меня.

Не показывай мне этот взгляд, скользящий по крашеным головкам шлюх, вылизывающих мой член. В нем слишком много боли. Не той сладкой боли и унижения, что она давала мне так щедро, что я забыл остальных. А горькой, отчаянной боли.

Боли, что хуже предательства.

Она ведь отдала меня себе целиком, разрешив делать с собой что угодно, лишь бы быть единственной на моем члене. И я принял это.

А теперь сам разорвал тот договор, променял мою сладкую, чистую, настоящую девочку на проходных шлюх, от которых мне не достается даже удовольствия.

Ее глаза останавливаются на моей руке, и я сам слежу за ее взглядом, с некоторым удивлением отмечая, что третья близняшка, на самом деле совсем не похожая на тех двух, извивается на моих пальцах как своенравная ручная кукла.

Я брезгливо стряхиваю ее с руки и разгоняю пинками тех двух. Но они не уходят. Выстроились в рядочек втроем и с любопытством смотрят на Лизу, которая стоит, закусив губу и смотрит мне в лицо.

Если они ее тоже видят, значит, это реальность.

Бляяяяяяя.

— Лиза… — хриплю.

— Андрей… — она подходит ко мне, становится на колени у кровати и вдруг кладет голову на мою руку. Прижимает мою ладонь к своей щеке и я чувствую что-то мокрое. — Я так скучала.

Меня буквально парализует от ее этой невозможной, нереальной, запредельной нежности. Прощения через боль.

Откуда она такая на мою голову?

Бывают ли еще такие же дуры в мире или мне достался единственный экземпляр чистого ангела?

— Что ты тут делаешь? — глупее вопроса не придумать.

— Я больше не могу без тебя… — шепчет она, едва задевая мою кожу губами. — Я пыталась, но больше не могу. Прости. Накажи. Убей. Только не прогоняй.

Господи, ну вот и за что мне эта идиотка?

За все сотворенное мной в жизни мне полагается тварь Алина, а не это чудесное создание.

Хватит. Хватит терзать моего ангела.

Я уже прошел половину пути по аду. Осталась вторая половина. Ни за что не буду возвращаться, чтобы забрать ее с собой.

Она должна иметь нормальную жизнь.

— А мне какое дело? — я выдергиваю у нее руку. — С чего ты решила, что твои проблемы мне интересны?

— Андрей, прошу… — слезы льются по ее лицу потоком, она их не вытирает. Сидит на коленях и смотрит на меня чистыми глазами. — Оставь меня себе. Что угодно буду делать, в любые дырки, в любых позах. Хочешь — отдай друзьям. Только не гони.

— Ты ебанулась, девочка? — Я нахожу в себе силы сесть прямо. Три розовые шлюхи с интересом смотрят спектакль. — Тут элитные шалавы с идеальной подготовкой. Совать в тебя хер, все равно что совать его в замороженную курицу. Кстати, курицы у нас тоже есть. Так что иди домой, покупай себе платица и хорошо учись. А дядюшка тебе деньжат подкинет, если мало.