Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон

До того, как я заметил фигуру Казакова на желтом фоне параллелепидной дыры, ведущей в peep-show, что делал я? Я шагал и злобно ругал вслух свою бывшую жену. Я обвинял ее в том, что я живу один, без женщины, что интервью со мной не напечатала "Village Voice", я не-логично обвинил ее даже в этом депрессивном потопе с небес! В том, что небо над Нью-Йорком уже неделю черное!.. Вильям верит в то, что Магги отравила его ядом, подсыпанным в алкоголь, снюхавшись с ирландцем, Я верю в то, что моя женщина отравила мою жизнь, сде-лала мое существование больным, смертельно опасным, снюхавшись с французом. Я, правда, виню ее больше, чем француза. Но ведь и Вилли больше винит Магги, чем ирландца. Я считаю, что жена ушла от меня с целью заполучить богатого мужа. Вильям считает, что Магги пыталась отравить его с целью заполучить его комнату. Его ар-гументы столь же весомы, как и мои. Или столь же безумны...

На деле же мир равнодушно плещется вокруг. Иллюзии Вилли, мои иллюзии это мы их создали сами. Мы - создатели наших миров. Мы с ним одинаково безумны или одинаково нормальны...

- Понял? - закончил он фразу, которой я не услышал. Как и ска-занные им до этого десятки фраз.

- Понял.

- А ты говоришь.

Вилли расстегнул пиджак и ослабил галстук. Он методически скреб босыми ступнями о старый moquette комнаты, разводя их в стороны от ножек стула и вновь сводя. Отхлебнув "жидовского сладкого", он, словно дегустатор, ополоснул рот вином. Лицо его выражало удо-вольствие. Пыльные коридоры отеля (край платья Цирцеи-отравительницы спешно утягивается за угол), ирландец (обязательно рыжий), восседающий за кассой liqueur-store, гнилозубый Рабиндранат, целующий ему руку; напряженный хичкоковский мир, окружа-ющий его, нравился мистеру Казакову. Ему хорошо было жить в таком увлекательном мире. Я был готов забить пари на бутылку "жидовского сладкого".

Мы допили вино, и я встал. Он был суровых нравов. Он никогда не оставлял товарищей у себя. У него было достаточно подушек и матра-сов и мягкой рухляди, накопленной за годы безвыездной жизни в этом клоповнике. Но мамаша раз и навсегда наказала ему не оставлять товарищей на ночь. "Это цыгане ночуют табором, Вилик", может быть, сказала ему мамаша.

- Я повалю, - сказал я.

- Я выйду с тобой. Хочу пробздеться.

"Пробздеться", возможно, принадлежало словарю его отца, о кото-ром Вильям Казаков никогда не упоминал. Да и был ли у него отец? Не зачала ли "мамаша" от Святого Духа?

Он не стал заматывать ноги в газеты. Сменил шляпу. Мы вышли. Все так же лил дождь.

Мы прощались на углу 34-й и Пятой авеню, когда шумная толпа молодежи, выплеснувшаяся из диско, окатила нас. Поднырнув под мой зонт, молоденькая, красноволосая панкетка с цепями вокруг шеи и бритвенными лезвиями в ушах, ударилась о широкую грудь кубан-ского казака. Подняла глаза на суровое лицо. "What a man! взвизгнула она в истерическом восхищении.

Вилли брезгливо оттолкнул девчонку. "Мамаша" таких не одобряла.

THE DEATH OF TEENAGE IDOL*

* Смерть кумира подростков (англ.).

В холле отеля "Меридиэн" первой я увидел Брижит. Ярко-рыжая грива лилась с нее над головами народа. "Эди!". Ирландская девушка махала мне рукой,

Преодолев препятствия, мы сомкнулись. Одно из преодоленных препятствий ругалось рядом с отдавленной ногой. Не обращая внимания, мы тискались и взвизгивали. Целуя представительницу нью-йоркского панк-движения, я чувствовал себя так, словно встретил сестру, остававшуюся продолжительное время на дальней стороне глобуса. У нас всегда была друг к другу сильнейшая симпатия, и только наличие Дугласа и Дженни ограничивало нас. Прекратив тискаться, мы оба застеснялись проявленных только что чувств.

- Дуг в кафетерии, - сказала она и показала рукой в глубину отельного брюха. Мощным коротким отростком располагался там но-венький пищевод. Мы пошли в него.

- How are you doing, man! прокаркал Дуглас, одной рукой стуча ме-ня по спине, а другой устанавливая на самообслуживающийся поднос жирные сладости пышно залитую сиропом ромовую бабу в двух эк-земплярах:

- Good-looking, Эдди, как всегда... плюс европейский шарм...

Голову Дугласа прикрывала бейсбольная кепка, торс обтягивала черная t-shirt с белыми буквами "Killers World Tour".

- Нужно выпить, - сказала Брижит. - Возьми вина, Дуг!

- Вино, да, Эдди?

Я кивнул,

- Ты у нас француз теперь, - Дуглас загоготал. - А я по-американски, пиво. - Дотянувшись до бутылок вина, он взял одну. - Одну, две, Эдди?

- Мне тоже вина, - потребовала Брижит.

Себе Дуглас взял "Heiniken". У кассы я вынул приготовленные пя-тьсот франков. Несмотря на мой дизайнеровский пиджак и белые са-поги, это были мои последние пятьсот.

- Хей, - воскликнул Дуглас, - побереги money, мэн! Все оплаче-но, как в раю! - И он подписал протянутый ему заискивающе улыба-ющейся кассиршей кусок картона.

Когда он с подносом шел к нам с Брижит, уже усевшимся за столик, я заметил, что неприкрытые "Killers World Tour" тишоткой, из-под нес, наплывая на пояс брюк, вываливаются волнами белого теста его бока. Не желая, чтобы Брижит заметила мой взгляд, я отвернулся. Дуглас был моего возраста, но я знал его меню. Марихуана, пиво и сладости.

- Ну, как Япония, как Берлин, расскажи?

- Успех, мэн. Полный и грандиозный успех. Газеты "japs*" назвали нас лучшей группой, посетившей Японию за последние десять лет. Что наш tour может сравниться лишь с tour "Битлз" и приездом Дэйвида Боуи.

* Япошки, презрительная кличка японцев.

- Здорово! - сказал я. - Поздравляю.

Дуглас стал работать с "Killers" уже после моего побега в Париж. До этого он работал со всеми понемногу. В момент моего отъезда он де-ргал струны гитары для Лу Рида. И вот, наконец, успех. Заслуженный, ибо Дуглас дергает струны с двенадцати лет.

- А как ты, Эдди? Все O.K.? Мы видели книгу, которую ты прислал Дженни. С твоим фото. Looks good...

- Написал и продал еще одну. Следующей весной выходит.

- Молодец. Твердо прешь к цели... Выпьем, man, за наши успехи... Твое!

Дуглас поднял бутылку "Heineken", мы с Брижит - стаканы с вином. Мы имели право. Успехи были налицо. Его - во всяком случае. Проходя мимо нашего стола, народ затихал и переходил на шепот. Мы выпили.

- А как ты приземлился у "Killers"?

Ответила Брижит.

- А ты разве не знал, Эдди? Дуглас вырос вместе с ними в одном дворе в Бруклине. Жоз, Джеф и Би-Би - все из одного apartment-building. Они начали играть еще в школе. Закрывались в basement и играли. "Killers" - бруклинские kids.

- Да, - подтвердил Дуглас, отвлекшись от ромовой бабы, которую он с наслаждением поедал, не сняв кепи.

- Когда Микки разругался с ними, ребята пригласили меня. - Он прикончил бабу и облизал ложку. - Я возьму себе еще одну. Кто-нибудь хочет?

Мы с Брижит отказались. Распугивая народ, Дуглас направился к прилавку кафетерия. Вчера вечером "Killers" дали единственный кон-церт в Париже, очевидно, газеты уже успели напечатать фотографии. Брижит звонила мне вчера, но не застала. Концерт прославленной нью-йоркской панк-группы без сомнения взбудоражил парижские панк-круги. Прижав Дугласа к перилам кафетерия, на него накинулась банда девочек в черном. Согнувшись наш друг стал подписывать "вдо-вам" конверты records.