Albireo MKG - Всё возьми

«Фрей спросил, как меня зовут, на ломаном ларабавском, я ответил, сказал, что я из старого рода либийских воинов. «Иска,» – кивнул Фрей, отобрав мое имя, – «что это?». Он указал на мое кольцо. Семейное кольцо, оно передается от отца к сыну, который отличился наибольшим благочестием. Я объяснил. Он снял его, я удивился, как легко ему это удалось, я попытался помешать ему, но он ударил меня в солнечное сплетение и когда я задохнулся, прижал лицом к полу, наступив на шею. «Если ты дернешься, я перебью тебе хребет. Ты не умрешь, но останешься калекой.» – прошипел он, все так же, на ломаном ларабавском. Я застыл. Я хотел знать, куда он денет кольцо, кажется, он отдал его служанке, та захохотала и что-то сказала на северном, указывая на меня. Остальные воины тоже рассмеялись. У меня было много времени, чтобы выучить язык своего хозяина, и вспомнить все разговоры. Она сказала, может ли она получить меня, вместе с кольцом, или хотя бы поцеловать красавчика. Фрей прошипел ей, чтобы отнесла кольцо – я не понял куда, и не смела больше смотреть в мою сторону. За это я сейчас благодарен ему, я видел, как слуги вымещают злобу на пленных. Им было можно плевать, насиловать и издеваться над рабами. Фрей обрил меня ножом. Я старался не разрыдаться от унижения. Так бреют рабов. Потом меня и остальных пленных клеймили, заставляя встать на колени перед хозяином. Фрей сам клеймил меня, хотя других клеймил специальный человек. «Ты мне не хозяин. Я в плену, но ты мне не хозяин.» – сказал я ему. Глаза Фрея зло сверкнули и он, стукнув меня лицом об пол, разбил мне нос, поволок куда-то в комнаты. Он посадил меня в небольшую клетку, которая стояла рядом с лежаком. «Будешь жить здесь, пока не признаешь меня хозяином» – сказал он и ушел.»

Эйшан заплакала, но продолжала читать. Она понимала, что плен – это всегда пытки и унижение, но похоже этот сын шакала Фрей взъелся именно на Искандера. Она иногда слышала рассказы своей бабки, про плененных ларабавов, гарамантов и либийцев, и прочих. Их обривали, отбирали драгоценности, клеймили и давали какую-то работу по дому, не обращая на них внимания больше, чем на убранство дома. Укрощали строптивых рабов плетью, но никто не пытался изощренно сломать человеческое достоинство раба, как добивался этого Фрей.

«В клетке было неудобно, я сидел в скрюченном положении, у меня затекли ноги, и я не мог их размять. Но страшнее всего была жажда. Я хотел смерти, звал ее, но смерть не приходила, осталась только жажда, иссушающая изнутри. Пришел Фрей, бросил на меня взгляд, лег на лежак и уснул. Я не мог спать, впадая то в бред, то выныривая в реальность, которая была хуже кошмаров. Я пытался сломать прутья решетки. Я не мог кричать, так пересохло горло, чтобы он разозлился, и, может, убил бы меня, прекратив мои мучения.

Утром, Фрей проснулся, потянулся и подошел к клетке.

– Хочешь пить? – спросил он.

Я готов был отдать за глоток воды что угодно, тем более, ставшую ненужной мне жизнь. Я кивнул. Фрей достал член и поднес к моим губам. Воин ухмылялся, и начал мочиться. Против воли, против гордости, мой рот открылся, и начал пить горячую освежающую струю. Фрей двигал бедрами, заставляя меня ловить струю, которая попадала мне на лицо. Разум словно отключился, древний инстинкт выживания возобладал. Фрей закончил, жажда отступила. Северянин усмехнулся, глядя на меня и начал дрочить. Излился он в клетку, несколько капель попало мне на лицо.

– Проголодаешься, можешь слизать, – сказал он и вышел из комнаты оставив меня одного.

Кто знает, возможно время спустя я пал бы настолько, что стал бы слизывать его сперму, в тот горький унизительный момент я решил закрыть себе рот, но больше не пить даже если это будет вода, я решил умереть. Пришла она и мне отчаянно захотелось жить.»

Последние строки были написаны на ларабавском, другими чернилами и, видимо, намного позже. Эйшан бросила взгляд на свитки и заметила еще такие приписки. Скорее всего Искандер перечитывал их, обдумывал.

«И тут пришла она. Тристакинния. Создание небесной красоты, я никогда не видел таких красивых женщин. Она была похожа на Фрея, и я надеялся, что это его сестра. Она принесла мне попить и большой кусок хлеба. Рядом с северной красавицей стоял Фрей.

«Он же умрет!» – сказала она.

«Не умрет. Я его сломаю.»

«Посмотри, какой он красивый!»

Наверное, я влюбился в нее, в этот момент.

«Красивый,» – согласился Фрей, – «поэтому я и пленил его.»

Красавица протянула руку сквозь прутья решетки и погладила меня по лицу. Мне нужно было дернуть ее за руку, пусть бы Фрей разозлился и убил меня тогда, но я не мог. Разум оставил меня.

Она сказала мне что-то ласковое. Что-то спросила. Я кивнул, не понимая. Фрей перевел мне: она спрашивает, будешь ли ты слушаться.

Я был согласен на все, что она просит. Только бы видеть ее, хоть иногда, жить, зная, что она где-то рядом.

Я признал Фрея хозяином. Меня выпустили из клетки, помыли в бочке с дождевой водой, холодной. Лето на севере свежее, но теплое. Меня накормили, одели и отправили работать – таскать воду и другие тяжести, не сложно для сильного мужчины, как я. Служанки и высокородные северянки смотрели на меня. Я не знал их языка и не мог говорить с ними, поэтому я только улыбался на их слова. Я помню, как Фрей какое-то время смотрел, как я работаю, потом подозвал меня, внимательно и зло осмотрел мое лицо, вынул нож и полоснул меня по щеке. Кровь залила мне лицо, а Фрей провел ладонью по ране, втирая что-то. Я сдавленно закричал, чувствуя жжение.

«Эти потаскухи больше не будут смотреть в твою сторону» – прошипел Фрей.»

Эйшан снова разрыдалась, ее грудь словно не могла вынести рыданий, разрывалась, перекрывая дыхание. Ее не пугал страшный шрам, она так хотела оказаться в тот момент рядом с Искандером, она бы утешила его, поддержала бы его, помогла снести тяготы плена, пусть даже сама была бы рабыней.

«Работа была не сложной. Но Фрей скоро снял меня с работ по дому, оставив личным рабом. Я живу у него в комнате, сплю в ногах, на его постели или, когда он спит в закутке, где стояла клетка, то на лежаке, тоже в ногах. Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая свое унижение, когда ловил губами мочу Фрея. Я не злю его, но он злится сам, без повода.

Слуги пытались вымещать злость на мне, но я вспылил и ударил в ответ одного из них, и тогда смотритель дома сказал, что пожалуется на меня Фрею. Я опасался наказания, но не стал просить его ни о чем. Смотритель пожаловался, что я его не слушаюсь, Фрей усмехнулся.

«А он должен слушаться меня, а не тебя.» – сказал викинг. Больше слуги ко мне не приставали. Только зло шипели что-то, проходя мимо, и то, когда Фрея не было дома. Когда он возвращался, он сразу тащил меня с собой. Заставлял раздеваться, и ощупывал меня, небрежно сжимая гениталии, играя с сосками, чтобы напомнить мне, что у меня нет никаких прав. Если я пытался закрыться, он зверел и бил меня. Как-то, он заставил меня развести ноги и пинал по гениталиям, при этом, я должен был петь какую-то песню шлюх на северном. Я сгорал от стыда, было больно и стыдно. «Молодец,» – похвалил он меня, склонился и поцеловал в губы. Чтобы еще изощреннее унизить. Всю ночь я мучился от боли, гениталии распухли и ныли. Несколько дней мне было больно ходить и мучительно было мочиться.