Яна Тарьянова - Ларчик для Алмаза

– Ищи того, кто согласится. Такие были, не делай вид, что всех пугает Братислав.

– Были, – согласился Илларион. – Проблема в том, что они не вызвали у меня физического желания и приязни.

– Ты как будто специально выискиваешь чужие недостатки – этот не хорош, этот не пригож. А теперь еще и бежишь куда подальше. Братислав вырастет, спохватишься, что живешь один, в чужих краях, растратив здоровье на блокираторы гона, и что тогда?

– Тогда и подумаю. Оставаться здесь, чтобы искать отчима для Брайко, не собираюсь.

– Это ненормально, – в очередной раз повторил отец. – Ты взял на себя роль омеги.

– Нормально, – огрызнулся Илларион. – Я этого хотел.

Он действительно этого хотел – не роли одинокого омеги, а забрать в свой дом своего ребенка. Еще не зная, что это будет Братислав, маленький альфа: все равно, кого – хоть омегу, хоть бету. Борису это было не нужно. Ему и сам Илларион сгодился постольку-поскольку: унимал потребности тела в течку, не сильно путался под ногами, после скандалов сразу уезжал, не пытаясь обосноваться в доме. У Бориса не было понятия «мы», он терпел альфу-рысь, проявляя изрядную снисходительность – для древесного барса. Винить его не имело смысла – он Иллариона не приваживал, не заманивал. Принимал на пару дней, и прогонял, когда злость на вторжение в личное пространство достигала критической точки.

Ни отцы, ни родня не желали понимать – Борис мог бы вообще ничего не говорить о беременности. И, уж тем более, не соглашаться рожать. Все родственники, как один, подходили к ситуации с мерками рысей, где прибавление в семействе начинало радостно обсуждаться заранее, еще до появления ребенка. Илларион, пообщавшийся со специалистами из Федеральной Службы сохранения популяции древесных барсов, оценивал положение дел иначе. Борис сделал ему одолжение, выносив и родив ненужного ему котенка. Вся ответственность ложилась на плечи Иллариона, и жить надо было так, чтобы выросший Братислав не предъявил ему претензий, не чувствовал себя ущербным и ненужным – даже если ради этого придется жертвовать своими интересами.

«Здесь, среди волков, никому не будет дела – рысь, барс или брысь. Все коты – экзотика. Без пристального внимания к длине хвоста и размеру кисточек на ушах».

Прежде чем отправить сообщение, он вышел на веранду и прислушался. Шум машин на Полевой, карканье ворон, заливистая волчья перекличка, в которой он не понимал ни слова. Илларион тихо зашипел, сбрасывая накопившееся раздражение – все-таки лисы родня псов, хоть и прикрытая другой шубой.

Неподалеку скрипнула дверь.

– Вить! – крикнула женщина, растягивая единственную гласную в сокращенном имени. – Ви-и-и-ть! Сбегай за хлебом! И соли купи пачку.

«Ну и ладно, – подумал Илларион, делая шаг в дом. – Не приживемся – не расстреляют. Всегда можно вернуться к родителям под бок».

Глава 2. Алмаз. Взрослая жизнь

Имя, данное при рождении – Здравомир – не спасло сына от хворей. Алмаз не сразу понял, что Здравко не подходит оленье молоко – традиционный прикорм котят-барсов. Сын истошно орал после еды, маялся животом и слабел быстрее, чем рос. Просьба привезти коровье молоко из города вызвала у мужа приступ ярости. Пепельник сдержался, не тронул их с сыном ни когтем, ни пальцем, только выл и орал, пугая оленей и мелкую живность, обитавшую вокруг заимки.

Алмаз, мало на что надеясь, повторил просьбу отцу – в его ежемесячный визит. Получил равнодушный ответ: «Или привыкнет, или подохнет. Мне больной внук не нужен». Пришлось выкручиваться, изобретая блюда из имеющегося набора продуктов – без оленьего молока. Алмаз ловил куропаток и рыбу, варил бульоны и студень с ягелем, почти несладкие кисели – тот же ягель, крахмал и замороженные или свежие фрукты. Здравко ел неохотно, продолжал худеть и плакать, Пепельник злился, требовал: «Заткни его, чтобы я этого писка не слышал!», но уйти в город не позволял. Следил, дважды возвращал, пресекая попытки сбежать с котенком в зубах. Со временем начал оставлять Здравко в заложниках, отпуская Алмаза на охоту и сбор ягеля или ягод на полдня. Страх, что Пепельник сделает с сыном что-то плохое, обессиливал. Охота и рыбалка не удавались. Алмаз все чаще возвращался без добычи, кормил и долго укачивал капризничающего ребенка, задремывал, стараясь не проваливаться в глубокий сон. Чтобы на следующий день повторить те же самые действия: охота, рыбалка, готовка, нянченье, тревожное забытье.

Отец в каждый свой приезд повторял: «Радуйся, что я тебя хорошему альфе отдал. И тебя, и ребенка терпит. Не бьет». Алмаз кивал, опасаясь перечить не просто старшему родичу – шаману! – и каждый раз думал, что Пепельник не бьет его только из опасения навлечь на себя гнев отца. Муж не блистал умом, это было заметно. Зато отличался исполнительностью. Если бы Алмаз знал, какие Пепельнику выдали инструкции, жить было бы намного легче. Но он ничего не знал. Шарахался, услышав громкое слово, вздрагивал при резком жесте – все время ждал подвоха.

Временами, когда бесконечный страх разжимал когти, Алмаз понимал – происходит что-то странное. Он прекрасно помнил свое детство: жил то на заимке у отца-омеги, то в интернате. Знал ли он, что его отец-альфа – шаман? Знал. На праздниках, когда древесные барсы, собиравшиеся возле тайного святилища, молили Кароя и Линуша о богатой добыче и легкой зимовке, ждали изъявления их воли, отец одарял его дополнительным прикосновением ко лбу, проговаривал: «Да пребудет с тобой благость». Иногда Алмазу приходилось добираться домой одному, потому что отец-омега покорялся воле альфы, оставался рядом с ним, чтобы утолить голод тела. На заимку к отцу-омеге отец-альфа никогда не приезжал, про Алмаза сказал: «Он мне не пригодится, омеги дар не наследуют». Не любил, не баловал, не обижал – нормальное отношение для древесного барса.

В школе Алмаз учился урывками. После весенних дождей его забирали, используя как рабочие руки по сбору напитавшегося водой ягеля – это был основной заработок отца-омеги, сдававшего ценное сырье на заготовительный пункт. Летом и ранней осенью надо было запасать ягоды, рыбу и птицу. Зимой Алмаза отправляли в интернат, чтобы сэкономить припасы, а весной, после первых проталин, начинался новый круг забот.

Психолог и сотрудник Федеральной Службы сохранения популяции древесных барсов пришли к нему незадолго до вручения аттестата о среднем образовании – выданного из жалости и пестревшего натянутыми тройками. Расспросили о планах на будущее, выяснили, что у него нет ни целей, ни определенных желаний, и предложили два варианта на выбор. Он мог получить государственную субсидию на строительство отдельной заимки, а мог остаться в городе, устроившись на работу. Алмаз осторожно сообщил человеку и рыси, что у него нет никакой профессии. И он не уверен, что сможет работать на каком-нибудь заводе или на стройке – там слишком много других оборотней и людей.