Яна Тарьянова - Ларчик для Алмаза

Отец-альфа явился через три дня после праздника, когда Алмаз уже собирался в дорогу. По-хозяйски подогнал машину к крыльцу, прошелся по комнатам, постоял возле красного угла с плетенками, вежей и пучками сушеных трав. Оценивающий взгляд заставил поежиться. Алмаз ответил на скупые вопросы о жизни и работе, подтвердил, что ему скоро исполнится двадцать лет.

– В наследство вступил? – неожиданно спросил отец.

– Подал заявление. Сказали – когда все будет оформлено, пришлют уведомление о пошлине.

– Хорошо.

На этом разговоры закончились – отец отвез Алмаза на железнодорожную станцию в полном молчании. Высаживая из машины, знакомо коснулся лба, пробормотал: «Да пребудет с тобой благость Линуша».

Вернувшись в Хвойно-Морозненск, Алмаз постарался забыть и поездку в отцовский дом, и неожиданную встречу. Он не успевал выполнять заказы: очередь росла, как дрожжевое тесто возле печки, под мастерской и в поселке появлялись желающие заплатить больше и ускорить процесс. Алмаз от них успешно ускользал, перекладывая общение на администраторов Центра, и тихо ругал моду на свои вежи – это вынуждало работать без выходных, не разгибая спины.

В свой двадцатый день рождения он неожиданно получил кучу подарков: от начальства, Макара, соседей и заказчиков, прознавших о праздничной дате. Пришлось переступить через себя, принести на работу торт и вытерпеть чаепитие с разговорами. Не обошлось без вопросов: «Себе-то когда вежу будешь клеить? Присмотрел уже подходящего альфу и дупло?» Алмаз принужденно улыбался и неопределенно качал головой, мечтая о возвращении в коттедж, где можно будет запереть дверь и побыть в одиночестве. Желание исполнилось – он отказался от посиделок с Макаром и его мужем, провел спокойный вечер, читая копию старинной рукописи с наговорами для Вороньего праздника, и отлично выспался. Неприятности начались утром, словно переход в двадцать первый год жизни развязал накопленный мешок бед.

Появление отца-альфы и незнакомого барса возле калитки в коттеджном поселке заставило его замереть – накрыло волной плохих предчувствий, куда более сильных, чем при вступлении в наследство. Пропустил ли тогда Линуш его молитву мимо ушей или решил, что Алмаз слишком хорошо устроился, и надо послать ему испытание – не узнаешь. Отец, не размениваясь на поздравление и приветствие, сообщил:

– Собирайся, я тебе мужа нашел.

Позже Алмаз не раз думал – а как бы сложилось, если бы он не пошел? Можно было захлопнуть дверь, позвонить Макару, его мужу, вызвать или попросить кого-нибудь вызвать полицию, а потом уехать подальше – в тот же Ирбисск. Там бы отец с Пепельником до него не дотянулись. Наверное.

Можно было что-то предпринять, но он ничего не сделал. После пристального взгляда отца, проникшего в душу и перетряхнувшего все тайные помыслы, Алмаз оцепенел. Сил хватало только на то, чтобы выполнять приказы. Он собрал рюкзак, уложил в него все документы. Доехал до ЗАГСа и заключил официальный брак с Пепельником. Древесным барсам не чинили препятствий в поспешной регистрации. Поощряли, зная, что их в ЗАГС калачом не заманишь.

Оттуда, будучи уже женатыми, они с Пепельником отправились к нотариусу и в банк – под присмотром отца. Алмаз оформил доверенность на имя мужа, позволяя ему беспрепятственно распоряжаться своими средствами. Написал заявление об увольнении, оставил в отделе кадров Фонда, и уехал на заимку отца-омеги.

– У тебя дом, у него олени. Нормально заживете, – сказал отец.

Пепельник действительно пригнал на заимку приданое – небольшое стадо оленей. И привез три мешка муки. Голодная смерть им не грозила. Лес не оскудел, дарил изобилие ягод и мелкой дичи, до ягельника по-прежнему было рукой подать. Трудно было возвращаться к старому образу жизни – в городе Алмаз разбаловался – но постепенно привык, и даже радовался, слыша шепот лесных духов. Пепельник начал за ним ухаживать: красовался, с разбегу взбираясь на деревья, качался на ветках, осматривал дупла и призывно мурлыкал. Дарс-омега сначала делал вид, что не замечает альфу, вселившегося на участок, потом согласился посмотреть на большое уютное дупло, оценил выбор и начал таскать туда хвойные ветки для подстилки.

Алмаз забеременел во вторую течку – на заимке не было подавителей, цикл быстро восстановился. Родил как все древесные барсы, в отдельной постройке, без помощи врачей. Назвал сына-омегу Здравомиром, прося Линуша послать ему благополучие и здоровье, но, видимо, недостаточно хорошо молился – они жили на заимке уже второй год, под неусыпным надзором Пепельника.

Странностей, которые он не мог себе объяснить, набралось достаточно. Пепельник им не интересовался – сразу после того, как Алмаз родил, начал пить подавители. У самого Алмаза течек не было, вероятно от бесконечного страха, недоедания и истрепанных нервов. Это радовало – он не хотел делить с мужем ни дупло, ни ложе, хотя в их случках не было ничего особо неприятного. Даже кое-какое удовольствие мелькало. Наверное, как у всех.

Казалось бы – прогони раздражающего омегу и котенка прочь, как делают все альфы. Но Пепельник почему-то упрямо удерживал их на заимке. Отлучался, когда приезжал отец. Как будто сдавали друг другу вахту. Почему? Боялись, что, добравшись до города, Алмаз отзовет банковскую доверенность? Но там, на счету, было совсем немного денег. Давно бы все сняли и отпустили его на свободу. Дом? Алмаз несколько раз говорил, что готов оформить дарственную. Говорил Пепельнику, говорил отцу. Слушали, слышали, но отмахивались.

Больше у него ничего не было. Старый пикап отца проржавел и развалился, земельный участок принадлежал государству. В договоре аренды на девяносто девять лет были какие-то тонкости и сложности, но Алмаз в них вникнуть не успел – нотариус обещал ему провести детальную консультацию после вступления в наследство.

«Что с меня можно взять? – в тысячный раз думал он, укачивая хнычущего сына. – Зачем я нужен именно здесь?»

Ответ, как и прежде, не приходил. Алмаз просил помощи у лесных духов, молился богам-близнецам, но в ответ слышал только молчание. Тогда он решился на знакомую волшбу, надеясь, что она не причинит вреда сыну. В Прощальную Седмицу, последнюю неделю октября, когда Карой и Линуш со свитой духов-предков заглядывают на заимки, проверяя, хватает ли древесным барсам еды и тепла перед долгой зимовкой, Алмаз положил в очаг родильного дома толстое сырое полено и начал клеить вежу – под мокрый огненный треск и снопы искр. Он трудился пять дней – не забывая благодарить судьбу за малые милости и прося прощения у духа покойного отца. Вежа получилась тесной и скособоченной. Как раз для двоих. Алмаз вытащил припрятанную ручку, разрисовал туловища-конусы, нанося мраморные линии и темные пятна. Маленький Здравко привалился к нему под бок, насторожил круглые ушки. Себе Алмаз прилепил длинный хвост, сплетенный из нитей, срезанных с куртки Пепельника. Резал, читая наговоры на отворот и разрыв – а вдруг поможет? Готовую вежу Алмаз оставил в родильном доме. Альфы сюда даже заглядывать брезговали, а ему того и надо.