Елена Нуднова - Притяжение

– Ирина?

На моё плечо легла тонкая рука в чёрной перчатке.

– Вам плохо?

Я обернулась, передо мной была Катрин. Вдруг воздух словно стал плотным, тягучим. В ушах зазвенело. Киллерман ещё что-то говорила, я видела, как шевелятся её губы, но ничего не слышала. Ноги подкосились. Катрин тут же подхватила меня, не давая упасть. Потом… темнота.

Очнулась я уже на диванчике, стоявшем возле стены. Катрин сидела рядом, держа ладонь у меня на лбу.

– Как вы? – участливо поинтересовалась она.

Это была очень внезапная перемена. От леденящей вежливости («Разве мы пили брудершафт?») до искренней заботы. Сейчас её голос был мягким, тёплым, как мех, – запускай пальцы и грейся.

– Нормально. Спасибо, – я немного помолчала и, сама не знаю зачем, добавила, – у вас такие руки холодные.

– Плохая циркуляция крови.

Интонация сразу поменялась. В прошлое мгновение казалось, что Катрин переживает за меня, но сейчас её броня опять захлопнулась, засов с лязгом встал на место. Киллерман резко поднялась и молча ушла. Что, интересно, это было?

***

Вечером моя сестра, Наташа, вернулась из командировки. Ей частенько приходилось отлучаться, так что я с четырнадцати лет привыкла неделями оставаться дома одна, вести хозяйство и заботиться о себе. Ну, выбора-то особого не было. Отца мы никогда и не знали, мама умерла от рака, когда мне исполнилось тринадцать. Официально моей опекуншей была двоюродная тётя, но она не жила с нами и редко помогала. Так что поневоле пришлось стать самостоятельными и ответственными. Большая часть трудностей, конечно, легла на плечи Наташи, а ведь она была старше всего на десять лет. Но Таша воспитывала меня, обеспечивала и всегда была рядом. Вместе мы справлялись.

К Наташиному возвращению я приготовила отбивные и картофельное пюре. Мы с сестрой ужинали, Таша рассказывала что-то, но её голос не доходил до моего сознания. Я машинально кивала, время от времени хмыкала, а сама думала о Катрин. Со стороны, наверное, это выглядело так, будто я просто пялюсь в тарелку, но вместо еды мне виделась Киллерман. Чёрные локоны, спадающие на плечи… Как при ходьбе колышется подол её длинного шёлкового платья, а в разрезе мелькает стройное бедро…

– Ты рассеянная сегодня, – сказала Наташа.

Я вздрогнула, выныривая из мыслей, и перевела взгляд на неё.

– Витаешь где-то в своих мечтах, улыбаешься… неужели влюбилась?

От смущения кровь прилила к лицу, щекам стало горячо.

– Точно, влюбилась! – Таша радостно захлопала в ладоши. – Давай рассказывай! И со всеми подробностями! Кто он?

– Тебе положить добавки? – я быстро встала, взяла тарелку и отошла к плите.

– Ира, – Наташа не купилась на мою хитрость, – а чего это ты увиливаешь от ответа?

– Пюре очень вкусное получилось. Без единого комочка.

– Ира! А, стоп! Я, кажется, поняла. Это не он, да? Это она?

Я молчала. Сестра подошла и посмотрела мне в глаза. Почему-то Наташиного взгляда я никогда не могла вынести, сразу раскалывалась.

– Да, это она.

– Ага… Значит, расскажи мне про неё, – произнесла Наташа с упором на последнем слове.

Сестрёнка единственная из всех знакомых, кто был в курсе моих «предпочтений». И она никогда меня не осуждала. Приняла сразу и безоговорочно, будто так и должно быть.

– Она, – я села обратно за стол, улыбнулась, подбирая слова, – необычная. Немного старомодная. И очень красивая.

– Интересно… А можно ещё подробнее?

– От неё очень вкусно пахнет. Не похоже на духи, во всяком случае, я раньше ничего подобного не чувствовала. Вишня, корица, ландыш… Изумительный запах. Ещё Катрин привлекательна. Но есть в ней что-то странное. Особенно в глазах. Вряд ли смогу это объяснить, тут видеть надо, – я сделала глоток воды, думая, что ещё рассказать. – А вот общительной Катрин не назовёшь. Я тоже не болтлива и с людьми с трудом схожусь, но это другое. Катрин специально отталкивает всех, пресекая любые попытки приблизиться к ней. Выстроила вокруг себя толстенную стену, и фиг за неё проникнешь. Хотя… не то чтобы много кто пытался…

– Вы давно познакомились?

– Пять… да, пять дней назад. Странно, – я усмехнулась. – Кажется, что гораздо больше.

– Ты всегда быстро влюблялась, – Наташа лукаво улыбнулась. – И идеализировать предмет чувств тоже вполне в твоей привычке.

Она права, надо признать.

– Так что ты собираешься делать? – поинтересовалась Наташа.

– В каком смысле?

– В прямом. Что будешь делать дальше? Попытаешься познакомиться ближе, пригласишь куда-нибудь?

– Ну… – я опять смутилась. – Не знаю. Не думала ещё. Говорю же, Катрин закрытая, даже не представляю, как к ней подступиться.

– Боже, – Наташа закатила глаза. – Она что, токарный станок, чтобы к ней по-особенному подступаться? Обычный человек. Пообщайся с ней для начала. Там посмотришь, как дело пойдёт. Почему бы и нет, верно?

А действительно, почему бы и нет?

***

Серые стены зданий, брусчатка под ногами. Небо облеплено плотной пеленой туч. Падал редкий снег. Я шла по узкой улочке. Катрин стояла чуть впереди, возле фонаря. Она была в чёрном пальто и маленькой шляпке с вуалью. В руках девушка держала охапку белых роз.

– Катрин! – позвала я, подходя к ней.

Звуки были приглушёнными, будто под водой. Девушка молча смотрела на меня. Было холодно, наше дыхание повисало в воздухе облачками пара.

– Вам нравятся мои цветы? – спросила Катрин.

Я даже подумать ничего не успела, как услышала свой голос:

– Нет.

Катрин опустила руки, и розы ссыпались вниз. Я посмотрела на неё, потом на цветы. Почему-то этот образ очень ярко отпечатался у меня в мозгу – белые розы на серой брусчатке. Когда я подняла взгляд, Катрин уже не было.

***

Понедельник начался не слишком удачно. Я опоздала в институт и получила выговор от профессора, хоть и не была виновата. Не в моих силах ведь заставить поезда в метро ходить регулярно, не простаивая в тоннелях по пятнадцать минут. Погода тоже не радовала. Казалось, что нудный моросящий дождик никогда не закончится, придётся нам вечно жить в мире без солнечного света.

Катрин не пришла в институт, так что начать общение пока не удалось. Зато после пар мне позвонила тётя Света, мамина двоюродная сестра. Она не слишком-то помогала нам с Наташей, когда мы остались одни. Так, объявлялась время от времени. Но почему-то считала себя вправе давать нам советы и всячески лезть в нашу жизнь. Та ещё прилипала, впрочем, приходилось её терпеть, потому что переждать промывку мозгов раз в месяц было реально легче, чем спорить и скандалить. Меньше нервов тратилось и времени.

Помимо прочего, тётю Свету очень интересовала моя личная жизнь. Она с настойчивостью маньяка пыталась заставить меня ходить на свидания. Даже сама иногда подыскивала кавалеров. Заверять её, что мне это неинтересно, было бесполезно. Вот и сейчас тётя Света трещала в трубку: