Джеки Бонати - Французский Трофей

Ноги у Этьена ныли ужасно, видимо от того, что кости срастаются, но сейчас он впервые забыл об этом.

– Вы меня вытащили? – изумленно спросил он. – Но почему? Я ведь воин вражеской для вас армии. Почему вы не оставили меня умирать? – как ни странно, виконт понимал, что поступил бы точно так же. Но знал он и то, что большинство его сослуживцев бросили бы обреченного на смерть врага.

– Потому что я давал клятву помогать всем людям, которые в этом нуждаются, независимо от армий, войн, подданства и так далее. Вам моя помощь нужна, и вы ее получите. Так что с морфином? – мягко улыбнулась она.

– Что ж, в таком случае, мне остается только благодарить высшие силы за то, что они послали именно вас в то место поля боя, где меня угораздило оказаться, – Этьен улыбнулся в ответ.

Он вдруг осознал, что не хочет казаться слабым перед этим юношей, так возмужавшим с момента их встречи, поэтому он лишь отрицательно мотнул головой.

– Думаю, у вас есть пациенты, которым обезболивающее нужнее.

– Воистину это так. – Кивнула Ева и улыбнулась французу. – Я ценю ваш благородный порыв, но лазарет – это то место, где можно позволить себе не геройствовать и попросить морфин. Или настойку опиума. Поэтому спрашиваю еще раз на всякий случай, – сказала ему Женевьева, приподнимая его голову и помогая выпить прохладный травяной отвар против воспалений.

Отвар был очень кстати – у Этьена как раз пересохло в горле, поэтому, утоляя жажду он смотрел на Константина с искренней благодарностью поверх каймы кружки.

– Спасибо вам… Константин… Я даже не знаю вашего чина, – он улыбнулся и снова кивнул. – Пока я в состоянии потерпеть, но, если станет невыносимо, я скажу вам.

– Корнет. Но оно не важно, мой чин. Тут я младший хирург. Это гораздо важнее, – ответила она, промакнув его лоб. – Если понадобится, зовите сестер, они придут и помогут вам. Доброй ночи, постарайтесь уснуть. Во сне раны быстрее заживают, – Ева попрощалась и вышла к Екатерине, наказав ей следить за французом так же как за остальными ранеными.

– Спасибо вам, Константин, – снова поблагодарил его Этьен, а когда врач скрылся за ширмой, послушно прикрыл глаза.

Катерина в ответ поджала губы, но ответила, что исполнит приказ "господина доктора" – такое обращение явно давало понять, что она не в восторге от поручения.

Женевьева, проверив всех больных, зашла отчитаться к Андрею Ионовичу, надеясь, что тот не спит. Керосиновая лампа у него горела, так что девушка вошла.

– Андрей Ионыч, это я, – шепнула она. – Я проверил всех, все в порядке. Я хотел вас попросить, тот француз, что я принес на себе. Оказывается, мы знакомы. Встречались в прошлом году в салоне у княгини Голицыной. Пусть он и военнопленный, но, надеюсь, к нему будут относиться с должным вниманием. Надо побеседовать с Катенькой, сестрами и фельдшерами и напомнить им, что превыше всего жизнь человека, а потом то, кто он есть, – попросила она, страшно краснея.

К тому времени Михайловский был уже в нижней рубахе навыпуск и простых штанах. Он сидел на своей кровати – узкой, походной, как и у всех, и читал труд Загорского по анатомии, выискивая там важную информацию.

Когда появился Костя, он внимательно выслушал подопечного и вздохнул.

– Поговорить с сестрами и фельдшерами не проблема, – врач снял с носа пенсне и почесал им висок. – Но вот солдаты… как они отнесутся к тому, что к врагу у нас такое же отношение, как к ним. Их я ни о чем просить не могу. Этот человек, возможно, стрелял в одного из них.

– Солдаты это другое. А мы медики, а не солдаты, – ответила Ева. – Возможно на их стороне есть такие же врачи, которые спасают жизнь нашим солдатам и офицерам, – вздохнула она. – Вы не считаете меня идиотом, который выдумывает несусветные идеи?

– Нет, Костя, не считаю, – он покачал головой и вздохнул. – Наш долг помогать всем, кто нуждается в помощи. Хорошо, я сделаю все, что от меня зависит, но постарайся не афишировать это перед офицерами и перед командующим полком, – посоветовал он.

– Конечно, Андрей Ионыч. Спасибо вам. И доброй ночи, – пожелала ему Ева и ушла к себе, ощущая безмерную усталость, что было неудивительно – она еще была слаба после произошедшего.

– И тебе доброй ночи, Костя… Храни тебя Бог, – уже вполголоса добавил Михайловский и перекрестил Константина, моля всевышнего, чтобы тот дал этому мальчику сил справиться с тем, что лежит на его плечах. Он тут же одернул себя в мыслях, в свете того, что узнал, и вздохнул еще тяжелее – одно дело, когда на войне мужчина, и совсем другое – когда это юная девчонка, совершенно не похожая ни на кого из тех, с кем доводилось знакомиться Михайловскому.

Уснула Ева сразу же, как только рухнула лицом вниз на походную койку, толком не раздевшись и забыв прочитать молитву – в последнее время у нее просто не было на нее сил.

А в это время за ширмой палатки госпиталя Этьену не спалось, но не из-за боли – он все думал про Константина, про величие души этого человека, и понимал, что не сможет больше взять в руки мушкет, зная, что где-то напротив может быть Константин. Один его взгляд, полный сострадания и желания помочь, вызывал в Этьене глубокое чувство вины, словно он один был в ответе за происходящее, за то, что парню пришлось оказаться в самом пекле.

Утром Женевьеве дали немного подольше поспать, благо войскам нужно было время чтобы залечить и зализать раны, и передислоцироваться. Так что работы пока не прибавлялось. Писались отчеты, запросы на медикаменты и инструментарий, Ева и Андрей Ионович пробовали новые швы, методики и обсуждали инновации Пирогова и других военных врачей, сейчас работающих на одной с ними стезе.

– Костя, сделаешь обход, а я пока посмотрю, что у нас с медикаментами, – попросил главный врач. – Благо, от тыла мы пока не отрезаны, лучше заранее закажу все, что может оказаться в дефиците, – пояснил он, желая перестраховаться. Ему уже приходилось сталкиваться с подобным в свою первую кампанию, когда единственными обезболивающими были ремень в зубах и стакан сивухи.

– Хорошо, Андрей Ионыч. А после обеда можно и с персоналом поговорить, – ответила Ева, надела фартук и вымыла руки, а потом пошла в лазарет, сразу сначала к тяжелым.

– Ну как тут у нас, Екатерина? Ухудшений нет? – спросила она у сестры милосердия, подходя к первому своему пациенту.

– Нет, Костя, все выздоравливают, – ответила она. – У поручика лихорадка спадать начала, штабс-ротмистру накладываем мазь, как вы сказали. Господин майор и вовсе говорит, что негоже ему с таким ранением место занимать, – с улыбкой добавила она.

Умом она понимала, что война – не место для романтики, но сердце тянулось к майору.

– А ещё французу вашему ночью морфий давали, – сообщила она, снова поджав губы.