Юлия Прим - Replay

Как и предполагал Павел, в палату меня не пустили, сославшись на внутренние правила поведения в отделении реанимации. Приткнувшись в угол у двери, исходя внутренней дрожью, я изредка отвечала на вопросы появляющегося в поле зрения медперсонала. Тихо плакала и чего-то ждала.

Не знаю, сколько времени просидела, молча перебирая в памяти моменты прошлой жизни. Казало бы недавние события, минувшие, по ощущению, слишком давно. На меня всё реже обращали внимание. Будто мне удалось слиться с безликой серостью больничного коридора. Не выделяться на фоне редко стоящих лавочек и многочисленных закрытых дверей.

– Вам нет смысла изводить себя, – послышалось сбоку.

Плавно поворачиваю голову, замечая материализовавшегося ниоткуда врача.

– Езжайте домой.

– Позвольте мне… хотя бы взглянуть на неё… Пожалуйста, – произношу на выдохе, заливая ворот рубашки слезами.

– Не положено, – отвечает с долей сочувствия.

– Пожалуйста, – вторю, поднимаясь с холодного пола. – Скажите сколько… Я заплачу…

Поджимаю губы, видя его искривившееся лицо.

– Ваш знакомый внёс достаточную сумму на счёт клиники, для проведения должного лечения.

– Когда ей станет лучше?

– Это сложный вопрос. Мы делаем для этого всё возможное.

– А…, – замолкаю, слыша слегка приглушенное:

– Приходите завтра вечером. В восемь пересменка. У меня ночное дежурство. Вне лишних глаз я вас проведу.

– Спасибо, Максим Сергеевич, – проговариваю имя, значившееся на его бейджике. Фамилию я, увы, не успела запомнить. Сложная. Толи литовская, толи польская… Благодарю, улыбаясь в ответ, наблюдая как он поворачивается в сторону двери.

Бреду в сторону выхода, смотря себе под ноги, по пути вызывая такси. Ждать его приходится совсем не долго. А на улице, между тем, солнечная погода сменяется накрапывающим мелким дождем. Вызывающим ещё большую грусть и тоску.

Прошу водителя остановить возле отделения банка, для снятия наличности со своего счета. По заверению Павла, в ближайшие дни мне понадобится значительная сумма, а я и понятия не имею чем располагаю в данный момент. Расходы контролировал отец. Пополняя счёт, избавляя меня от необходимости заботиться о деньгах. Теперь все изменилось. Придётся надеяться лишь на себя… Нельзя настолько сильно обременять Павла. Он и так делает слишком многое, а у него дети, жена…

– Вы хотите снять всю сумму? – интересуется девушка в операционном окне.

– Да, – отвечаю бесстрастно.

– На счете чуть больше восьмидесяти тысяч, – продолжает сосредоточенно, глядя в монитор.

– Вы уверены? – опешив, смотрю на неё, рассчитывая на значительно большую сумму.

– Последнее поступление около двух месяцев назад, – точно оправдываясь, произносит неловко.

– Снимайте всё, – роняю обреченно, мгновенно перебирая в уме варианты как можно быстрее найти более приличные деньги.

– На какую сумму быстрого займа я могу рассчитывать? – уточняю, нервно сжимая кулаки под кромкой стола.

– Учитывая ваш возраст и прочие обстоятельства…, – замолкает, взирая задумчиво:– Не более трехсот тысяч.

– Благодарю, – роняя обрывисто, пряча деньги в карман сумки.

Безысходно понимаю, что это не погасит и расходов на похороны: заказ ресторана и прочие затраты.

– Необходимо искать варианты. Как можно скорее, – бормочу себе под нос, возвращаясь в такси.

Прошу отвезти меня к театру с намерением забрать оставленную на парковке машину. Буквально на пару минут забегаю к начальству, стараясь не встречаться со знакомыми взглядом. Пишу заявление на небольшой отпуск и, не вдаваясь в изматывающие разговоры, пускаюсь прочь.

Газ в пол. Выруливаю с парковки на оживленный проспект. Быстрое движение. Отсутствие пробок. Задумавшись, в последние секунды замечаю быстро приближающуюся сзади, мигающую фарами иномарку, нагло подрезающую меня, идя на обгон.

Перед глазами, словно вспышка, проскальзывает момент видео, заснятый на месте трагедии. Дрожащей рукой включаю поворотник, уходя в право. С пару минут сижу с горящей аварийкой, пялясь в одну точку. Пытаюсь урезонить зашедшееся галопом сердце и сбитое напрочь дыхание.

Плавно выворачиваю руль влево, двигаясь с минимальной скоростью, допустимой в потоке. Ощущая несвойственное ранее напряжение от каждого метра, исчезающего под резиной колес.

Паркуюсь у дома, резко хлопая дверью. Взирая на автомобиль, доселе придающий чувство уверенности, с возрастающей в груди неприязнью.

– Я продам тебя, – словно обращаясь к живому существу, произношу вслух.

Это станет первым пунктом из возможных в получении необходимой суммы на лечение и реабилитацию мамы. И с остальным разберусь. Я обязана разобраться со всем. Ради неё. Ради отца…

Всё ещё дрожащими руками, отпираю входную дверь, чувствуя кожей давящую тишину. Скидывая туфли, вбегаю в свою комнату, выкидывая на заправленную атласом постель, содержимое шкатулки для украшений. Несколько цепочек, украшенных блестящими кулонами. Браслеты, сверкающие в переливах света от ламп. Кольца, которые носила всего пару раз.

Папа любил делать подарки мне и маме. Каждый раз, выбирая их с особенной тщательностью, идеально подходящей владелице.

Вбегаю в спальню родителей, ища в вещах мамы её шкатулку.

– Это простительно, – убеждаю себя, прижимая к груди кожаный сундучок.

– Я оставлю самые дорогие ей вещи. А остальное… Сейчас необходимо сделать всё возможное. Украшения не стоят жизни. Проститься с этими безделушками намного проще, чем кого-то потерять.

За этим занятием меня и застал Павел, бесшумно зашедший в незапертую дверь.

– Чем занята? – уточняет, присаживаясь на край кровати.

– Хочу избавиться от ненужных вещей, – сортируя украшения на две кучки, произношу, едва поднимая на него глаза.

В первой все мои. Цепочку и серьги с себя я тоже сняла, оставив лишь крестик. Во второй мамино золото, которое требует более тщательного отбора в том, что продать, а что оставить.

Берет в руку бриллиантовый кулон, подаренный на день рождение, уточняя сухо:

– Не жалко?

– Ничуть, – пожимая плечами, возвращаю взгляд ко второй кучке.

– Астахов умеет удивлять, – хмыкает тихо, вбирая в руку цепочку и кулон Баженова. – Никогда б не подумал, что ему знакома эта символика. Хотя, закодированной информации в век интернета уже не существует.

– Поясните, пожалуйста, – с трудом сдерживая возрастающий в груди интерес, пытаюсь говорить более сдержанно.

– Тебе не известно его значение? – нахмурившись, откладывает в сторону странное украшение. – Со своим бахвальством он должен был протрещать тебе все уши, уверяя в своих намерениях и чувствах.

– Да, – неопределенно бросаю в ответ, желая услышать продолжение. Смутно понимая у чему он ведёт. – При чём здесь эта нелепая вещица и намерения? Нет, даже не так. При чём здесь Баженов и чувства? Как, чёрт возьми эти столь радикально противоречивые понятия могут быть связаны?