Юлия Прим - Replay

Первым, что сделал Павел, доведя меня до машины – протянул пластиковый стакан с водой, щедро сдобрив его какой-то настойкой из небольшого флакона. В другой ситуации я б задала кучу вопросов. Сейчас же молчание казалось единственным спасением.

Похороны, в отличие от отпивания, наоборот прошли слишком быстро. Словно все, как и я, пытались поскорее справиться с происходящим, покинув удручающую территорию кладбища. Нескончаемый поток соболезнований. Лица, смешавшиеся в одно неопознаваемое пятно. Опущенный взгляд в рыхлый холмик земли. Желание оказаться одной. Крепкий замок рук, сковывающий плечи. Пустота, грозящая преследовать меня по пятам. Вечно.

Не обращая внимания на косые взгляды, ухожу из ресторана спустя два часа от начала поминок, больше похожих на нелепое комедийное шоу. Собравшиеся, сбившиеся в небольшие стайки, уже через час отвлеченно о чём-то беседуют, стирая улыбки с лица лишь в момент, когда замечают на себе посторонний серьёзный взгляд.

Преодолевая возрастающее внутри отвращение к поведению, якобы близких отцу людей, выдерживаю на месте, во главе стола, минимальный отрезок времени, сбегая при первой возможности, когда, кажется, все, выполнив свой долг, перестают обращать на меня внимание.

– Куда ты поедешь? – уточняет Павел у двери такси.

– В больницу, – произношу отрешенно в ответ. – Какая разница, где сидеть? Там создаётся впечатление, что моё присутствие ей помогает. На что-то влияет. А здесь…

Медперсонал в отделении уже стал обращать на меня внимание и даже здороваться. Точно я являюсь не невзрачной атрибутикой интерьера, как было прежде, а неотъемлемой частью коллектива.

Как и было обещано ранее, за небольшое вознаграждение, зашедший на вечернее дежурство доктор провел меня в закрытые для посещения покои. Наверное, именно здесь, вбирая в свою руку тёплую, но, словно безжизненную ладонь, глядя на бесчисленное количество разноцветных проводов и трубок, безвольно опушенные веки, ссадины на лице и синяки под родными глазами, я полностью смогла осознать необратимость произошедшего.

Слова не идут на ум, изливаясь из сердца горькими слезами. Кажется, она меня чувствует. Словно сердечный ритм на мониторах, от прикосновения моих рук к коже, стучит немного ровнее.

– Я сделаю всё возможное, – только и остаётся бормотать, не слыша ответа. В замке моих пальцев вокруг её ладони, на миг, чувствуется невесомое сжатие пальцев. Знаю, это лишь разыгравшаяся на нервной почве фантазия, но отчаянно хочется верить, что оно было реальным.

Ухожу, благодаря человека, не оставшегося равнодушным к моему горю. Прошу записать мой номер телефона, по возможности сообщая дни его ночных дежурств, чтобы иметь возможность ещё к ней прийти. Отправляюсь домой по безлюдному городу, намереваясь большую часть пути пройти пешком, избегая взгляда редких прохожих, коротая время до восхода солнца. Не страшась темных улиц. Боясь очутиться в привычной обстановке, тонущей во мраке квартиры. Одной.

Последующая неделя, промелькнувшая чередой однообразных дней. Не смыкая глаз по ночам. Исписывая тетрадные листы вариантами получения нужной суммы. Многочисленные номера знакомых отца. Обязанности страховой компании. Адреса фондов поддержки.

С первыми признаками рассвета, разгоняющими ночных призраков и опустошающим мысли, я ложилась спать. Ненадолго. Буквально на пару —тройку часов. Чтобы после, приведя себя в более – менее соответствующий вид, взяв такси, отправляться выполнять составленные за ночь пункты плана. В надежде, что хотя бы один из него не будет вычеркнут, не оказавшись, как и прочие, в пустую потраченным временем.

Неделя подошла к концу. Варианты таяли на глазах, как и моя уверенность в том, что я способна изменить ситуацию, в которой по воле судьбы нахожусь. Страховая компания насчитала неимоверно маленькую сумму (которой не хватило бы и на погашение минувших расходов), обязуясь перечислить её на счёт в ближайшие месяцы. Многочисленные представители фондов лишь сочувственно разводили руками в невозможности чем-то помочь. Сумма за предполагаемую операцию в одном из медцентров, гарантирующем наибольший процент её успеха и, последующую длительную реабилитацию по восстановлению двигательного аппарата (которую, естественно, лучше проходить где-нибудь за границей), превышали все допустимые ими нормы. А учитывая мой статус непосредственной наследницы компании и финансовое положение, наше законодательство составлено так, что никаких прав на льготы и выделяемую материальную помощь от государства, я не имею. Не способна документально доказать, что в ней нуждаюсь.

Многочисленные знакомые отца, к которым я обращалась, выказав в первые минуты слова соболезнования, весь последующий разговор твердили о кризисе, в котором пребывает львиная доля нынешних предпринимателей и они, конечно же, тоже находятся едва ли не на грани банкротства. Порой казалось, что если я покину место встречи на середине монолога, ни один из них не заметит моего отсутствия. Слишком увлеченно они твердили о насущных проблемах.

Дни шли. Деньги, данные Павлом, скоротечно исчезали, уходя на медикаменты, которых не было в списке бесплатно предоставляемых лекарств. Приходя под вечер домой, с очередным перечеркнутым напрочь списком, замыкая за собой дверь, я безвольно вопила, по поддаваясь отчаянию. До синяков на руках, била кулаками перегородки межкомнатных стен, а потом, выкричав боль, вытерев и без того пересохшие слёзы, шла писать новый план на грядущий день. Не знаю как на подобные выходки реагировали соседи, но ни в один из дней, ко мне никто не явился с угрозой немедленно всё прекратить.

Максим (врач из клиники) за эти дни звонил только раз, вновь позволив мне побыть у мамы большую часть бесконечной ночи. Пожалуй, это было единственным, что помогало держаться на плаву, не опуская рук.

Новая неделя началась со звонка лечащего врача мамы. Те, кто интересовался моим самочувствием ранее, постепенно перестали тревожить своим незримым присутствием. Возможно потому, что чувствовали насколько напряженно проходили разговоры и желали, как и я, скорее пресечь подобные любезности. Именно поэтому, молчащий весь вчерашний день телефон, взорвавшийся в тишине квартиры звонком с раннего утра, когда, казалось бы, я едва прикрыла глаза, всколыхнул пульс, на миг успокоившегося сердца.

– Кристина Владимировна? – поинтересовался звонивший. – Здравствуйте. Это Геннадий Степанович, заведующий отделением, – представляется, будто до этого я понятия не имела, с кем говорю. – Вы бы не могли подъехать сегодня ко мне?

– Здравствуйте. Конечно. В какое время? – уточняю, сонно потирая глаза. Взираю на часы, показывающие восемь утра.