Виталий Протов - Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим

Я закончу свои записки, положу их в бутыль и замурую в стену замка – пусть их найдут через сто или двести лет, когда тайна, раскрытие которой сегодня можетпривести к кровопролитным столкновениям по всей Европе, потеряет, надеюсь, свою остроту и станет лишь предметом обсуждения любителей пикантных сенсаций и прочего читающего люда, который, конечно, не обойдет вниманием мою скромную персону и обстоятельства, сопутствующие моей жизни.

Год 1738. Я по пути в Россию заезжаю в города и замки, завожу знакомства, которые могут быть мне полезны, предлагаю, в свою очередь, мои услуги. Мои визиты к нашей суверенной знати позволяют мне завязать знакомства, на которые я смогу рассчитывать в будущем.

Штеттин. Дом коменданта города Христиана Августа. Он владетельный князь, но доходы с его княжества столь ничтожны, что он вынужден поступить на службу к прусскому королю. В 1738 году он в генеральском чине служит комендантом Штеттина.

– Рад вас видеть, барон, – говорит мне Христиан Август. – Позвольте познакомить вас с моей супругой. – Я поклонился. – Детей у нас четверо. Бегают где-то по дому, лишь старшенькая – как увидит гостя, как услышит звон шпор, – тут как тут! Фикхен, иди-ка сюда. Вообще-то, ее зовут София Фредерика, но у нас, по-домашнему, – Фикхен.

– И не такой уж он красавец, этот ваш барон! – сказала вдруг Фикхен.

Ей было лет восемь, светловолосой девчушке с пронзительными голубыми глазами.

Все взрослые, услышав эти слова, рассмеялись.

– Беги в сад, озорница, – сказала ее матушка. – Видали вы ее – от горшка два вершка, а уже о женихах думает.

Потом, когда мы сидели с Его милостью Христианом Августом в саду и беседовали о першпективах прусско-российских отношений, я вдруг почувствовал, будто что-то ударило по моему металлическому нагруднику, словно желудь упал с дуба. Однако дубов поблизости, да и вообще каких-либо других деревьев не было. Я было подумал, что мне показалось, как вдруг новый стук – словно птичка клюнула. Я присмотрелся – вижу, в кустах сидит Фикхен, во рту у нее духовая трубочка, и стреляет она из нее в меня ягодами то ли бузины, то ли рябины.

Вид проказливой девчонки вызвал у меня приступ смеха, а она, поняв, что обнаружена, выскочила из кустов и умчалась прочь. Кто же мог знать тогда, что это не я, а моя судьба подсмеивается надо мной.

В следующий раз я увидел Фикхен через шесть лет – в 1744 году, в городе Риге. Теперь пришло время рассказать моему терпеливому читателю о подробностях того важного события, участником и свидетелем которого я был, ради которого я и приехал в этот город на окраине России.

Императрица Елизавета Петровна, озабоченная государственными мыслями о продолжении династии и будучи бездетной, назначила престолонаследником своего племянника, урожденного Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готорпского, сына Анны Петровны, родной сестры императрицы, и внука Петра Великого. Теперь императрица вознамерилась женить Карла Петера, а иначе просто Петра.

Невесту подбирали долго и тщательно и остановили выбор на Софии Фредерике Августе Ангальт-Цербстской, которой к тому времени исполнилось пятнадцать лет – возраст для замужества вполне подходящий. Встреча будущей жены российского императора и была поручена мне – я должен был почетным караулом моих молодцов-кирасир приветствовать прибывших. София Фредерика ехала со своей матушкой.

И вот, как знает уже читатель, встреча состоялась, я исполнил свою миссию, передал Фикхен и ее матушку в надежные руки сопровождающих, а сам в волнении отправился ожидать нового приказа от Ее величества.

«Чем же было вызвано мое волнение?» – спросит любопытный читатель.

Что ж, не буду скрывать.

Хотя мое сердце уже и принадлежало Якобине, было оно, мое сердце, столь велико, что в нем вполне могло найтись место и еще для кого-нибудь. И нашлось. Едва увидев Фикхен, я тут же понял, что ее юное личико не оставит меня равнодушным – невинный взгляд голубых глаз глубоко проник в мою душу.

Но кто был я – и кто она? Милостью императрицы очаровательная Фикхен была вознесена на высоты, для меня недосягаемые.

Впрочем, не нашлось пока еще таких крепостей, которые не мог бы взять барон фон Мюнхгаузен, и хотя и раненный стрелой Амура прямо в сердце, я не оставлял надежду, что счастие еще мне улыбнется.

Мне хотелось поскорее отправиться в столицу, но приказ о моем возвращении все задерживался, и я со своими кирасирами вернулся в Петербург лишь осенью 1745 года.

По приезду я узнал, что столица еще не отошла от празднеств в честь бракосочетания великого князя и Софии Фредерики, которую, впрочем, теперь звали Екатериной.

Я, конечно, ждал этой новости, но не могу сказать, что у меня не екнуло сердце, когда мой знакомый поручик в ответ на вопрос, почему в столице фейерверки и флаги на всех присутственных местах, сообщил мне, что причина тому – венчание наследника Петра Федоровича и немецкой принцесски, окрещенной ныне Екатериной. Венчание состоялось в сентябре, но праздники еще продолжались – вино лилось рекой, императрица по такому случаю устраивала бесплатные пиры для горожан и по вечерам – фейерверки.

«Ну что ж, – подумал я, – теперь больше нет никакой Фикхен, теперь Ее высочество зовется Екатерина». Никто тогда и помыслить не мог, что пройдет время, и к этому имени добавится скромное и вполне заслуженное «Великая».

Та самая девочка, которая обстреливала меня бузиной в саду Штеттинского замка...

На следующий день императрица задавала очередной бал, до коих она была большая охотница. И я, конечно же, был среди приглашенных – заслуги барона фон Мюнхгаузена перед короной не остались незамеченными.

Я явился в Зимний дворец, сверкавший всеми своими окнами, и был поражен обстановкой веселья и праздника. Однако не все присутствующие были веселы и довольны. Как это ни странно, хотя виновник торжества и чувствовал себя, судя по всему, великолепно, но вот виновница...

Как ни пыталась она скрыть свое дурное настроение, те, кто знали ее раньше, не могли не заметить, что с маленькой Фикхен, ах, простите, с Ее высочеством великой княжной, не все в порядке. Она сидела рядом с мужем, недовольно оглядывая танцующих, и участия в танцах не принимала, хотя ведущей парой в котильоне была сама императрица с графом Воронцовым.

Я протиснулся поближе к месту, где восседала Ее высочество, стараясь попасться ей на глаза, что мне в конечном счете и удалось. И к моей радости, выражение лица ее переменилось, глаза вспыхнули, она чуть повела головой, словно приглашая меня подойти поближе, что я и сделал. И тут она словно опять превратилась в озорную девчонку, которую я видел когда-то в Штеттине. Она соскочила со своего места, подошла ко мне, взяла за руку, и мы присоединились к котильону. Великий князь проводил молодую жену безразличным взором и продолжил разговор с одним из своих приближенных.