Данилов ставропигиальный мужской монастырь - Свобода любви или идол блуда?

И это ещё не всё, потому что для созидания общества нужно не только родить детей, но, главное, воспитать их. И то и другое наилучшим образом совершается в семье. Кроме того, обществу нужны духовно и физически здоровые люди — оно не может состоять только из инвалидов и больных, но при таком безнравственном отношении взрослых к рождению детей — они редко могут быть здоровыми. Женщины, сделавшие аборты, но не потерявшие способность к деторождению, сильно ослабляют свое физическое и психическое здоровье и часто уже не могут произвести здоровое потомство.

Разводы есть одновременно и следствие и причина нравственной деградации и половой распущенности. Увеличение количества абортов при наличии распущенности и нравственной безответственности в обществе неизбежно. Те дети, которым удается выжить в этой войне, ведущейся с ними на уничтожение, вынашиваются в утробе, прежде агрессивно умертвлявшей детей. Зачатый ребенок, считывая память об этих событиях, начинает активно бороться за жизнь — мать он воспринимает как потенциальную убийцу, угрожающую его слабо защищённой жизни. Здесь закладываются будущие конфликты ребенка с матерью. В такой утробе не может зачаться полноценное потомство в физическом смысле, а в изнурительной психологической борьбе за жизнь ребенок теряет и психическое здоровье. Такие дети не могут быть активными и полноценными членами общества. Так что распад семей свидетельствует и о продолжающемся распаде социума.

В чем же главная причина деградации общества, которую мы имеем возможность наблюдать сегодня? Святые отцы, например, преподобный Максим Исповедник, преподобный Иоанн Дамаскин, учили, что наше материальное бытие зависит от идеального бытия — от идей. Они называли их логосами. По их мнению, начало эти идеи-логосы берут во Святой Троице — в Ипостасном Логосе. Иными словами, низшее бытие зависит от Высшего Совершенного Бытия — от самой Троицы. Поэтому и наша культурная жизнь напрямую зависит от тех идей, которые лежат в основе нашего мировоззрения.

Собственно, культура — это и есть материализованная идея, весь вопрос только в том, материализацией какой идеи она является? Подлинная культурная среда, в которой возрастает человек — это, прежде всего, область непреходящих идей и ценностей. Но сегодня мы, во-первых, наблюдаем дефицит тех мировоззренческих ценностей, на которых зиждились все устойчивые сообщества.

На простом примере можно увидеть, что именно произошло с нашим обществом. В 90-х годах, когда закладывались основы новой социальной системы, министр иностранных дел Козырев, на вопрос: «Какая же ныне будет идеология общества»? — уверенно ответил: «Деньги будут тем, что будет регулировать общественную и экономическую жизнь». Действительно, деньги стали центром внимания как отдельного человека, так и всего общества. Все оценивалось деньгами, даже и человек — его таланты, способности. Возникло пресловутое выражение: «Сколько ты стоишь»? На этот циничный вопрос следовал такой же циничный ответ: «Я стою столько-то». Привычный цинизм и двусмысленность вопроса и ответа свидетельствовали о том, что деньги стали главной ценностью жизни и её мерою. Но провозглашение денег главной ценностью общества стало открытой декларацией введения культа золотого тельца. Тельцу так же, как и в древние времена, начали приносить кровавые жертвы — убивать конкурентов, убивать людей для извлечения органов, убивать ради ограбления и т. п. Убийство стало обыденной нормой тех отношений, которые установились в обществе, где деньги выбраны главной ценностью.

Все вышеизложенное наглядно свидетельствует о том, что само общество деградировало и живёт по бандитским понятиям — но для того, чтобы оно стало таковым, достаточно было лишь указать на золото, как на главную ценность человеческой жизни. При таком подходе жизнь человека обесценивается, ведь ею можно было пожертвовать ради получения «главной» ценности — денег. Выдвинув власть денег как культурообразующую идею общества низшего порядка, общество обрекло себя на духовно-нравственную деградацию. Но заметим, что произошла не только утрата главных ценностей, но и их девальвация, а порой имела место и подмена понятий. Это случилось, например, с одной из главных ценностей, на которой зиждется христианская культура, с понятием — любовь. Употребительное ныне выражение заняться любовью наилучшим образом свидетельствует о том, какой смысл мы вкладываем теперь в это понятие. Это уже не редукция понятия, а подмена его высокого смысла низким, вульгарным.

В христианстве понятие любовь означает способность жертвовать ради другого всем, даже собственной жизнью. В современной культуре это слово наполняется смыслом наслаждения другим, использования его ради своих корыстных целей. Любовью нынче называют хищнический эгоизм, который питает ненасытную гордыню, в то время как подлинной любви присуще смирение. Без смирения вообще нет любви, ибо желание расстаться с эгоизмом возникает только там, где человек сознает несоответствие высоты своего жизненного призвания и нынешнего духовного состояния. Здесь, в покаянии и возникает смирение. От того, что мы называем эгоизм любовью, — он любовью никогда не станет, ибо его сущность от этого не переменится. Любовь возникает только в преодолении эгоизма. Эгоистичный человек не способен пожертвовать жизнью ради других. Физическая тяга друг к другу возникает легко, потому что проистекает из природы человека, а духовная любовь рождается как дар, нисходящий от Бога, в муках и страданиях самопреодоления.

Обесценивание слова, употребление его в противоположном традиционному смысле — приводит к тому, что вместо самопожертвования, вместо служения другим, мы все чаще встречаемся с жертвоприношением, с безнравственным использованием человека человеком. Убийство за провозглашенную высшую ценность — деньги (например, за квартиру) или комфорт (аборты по социальным показаниям) стало привычной реальностью нашей лишённой высоких смыслов жизни.

Вместе с понятием любовь девальвировано было и понятие целомудрие. Заметьте, это слово практически исчезло из употребления, как-то неприлично стало в нашем развращенном обществе напоминать о целомудрии. Оно кажется уже устаревшим, ненужным понятием — поэтому так стремительно и исчезает из нашего лексикона. Если же его употребляют, то оно приобретает отрицательный смысл, в то время, как слово разврат положительный. Разврат оправдывается и даже становится некой новой «добродетелью». Как-то раз я случайно подслушал разговор. Почтенный профессор, преподаватель и декан вуза обвинял христиан. По его словам выходило, что половое воздержание — это проявление эгоизма, потому что человек не откликается на нужды других, а бесчисленные половые связи — это признак альтруизма, растрата себя для других, жертва собой. Получалось, что воздержание — это несомненное зло, а разврат — истинное добро, жертвенная любовь. Однако, простой, малообразованный человек, никак не аргументируя, возразил ему с улыбкой: «Нет, нет — это грех».