Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Между тем, Моро, которому не нравилась эта связь, который находил, что общество встречаемое у г-жи Тальен недостойно его любовницы, – положительно предложил Иде расстаться со знаменитостью Конвента.

Она повиновалась; столь же ветреная в дружбе, как и в любви, Ида быстро повернулась спиной к своей дорогой Тальен.

Ида Сент Эльм еще прежде полюбила Нея, не зная его: то была романическая, но тем не менее глубокая страсть, ибо Ида истинно любила Нея.

Она сама делает параллель между двумя самыми важными связями своей жизни; между связью с Моро и с Неем и говорит, что любила Нея так сильно, что пожертвовала бы всеми социальными преимуществами… Надо заметить уже утраченными вследствие связи с Моро.

В ее мемуарах говорится об одной таинственной личности, которую она обозначает начальными буквами Д. Л., о личности вроде демона, которая толкает ее в объятия Нея, мы не знаем почему.

Вероятно только то, что, отказавшись от своего опасного намерения жениться на женщине, подло оставившей своего первого мужа, – Моро, в свою очередь бросил ее, оставив, однако, ей знаки своей привязанности.

С этого-то времени Ида приняла фамилию Сент-Эльм.

Наконец она была свободна, и пробил час, в который она должна была увидать незнакомого, но обожаемого ею любовника.

Уже несколько месяцев, заботами Д. Л. она поддерживала деятельную переписку с будущим маршалом.

«Я жила в восхитительном уединении в Вавилонской улице, в маленьком, но спокойном домике, окруженном сенью небольшого, но восхитительного сада, С утра я прогуливалась, смотрела и пускала вперед часы; каждую минуту мне слышался стук его кареты. Когда я уставала, то садилась по средине моего цветника, перечитывая знаменитую оду Сафо: «Я поворачиваюсь на моем мягком ложе; луна потонула в море, а с нею исчезли и плеяды; настала середина ночи… часы идут… я люблю тебя… я одинока…»

«Кто не ощущал оттенков тысячи противоположных чувствований, сменяющих одно другое в часы первого ожидания?.. Увы! Я ощущала их все сразу, когда быстро катящийся кабриолет останавливается… дверь отворяется… и я не имела времени поверить моему счастью, как уже вполне им обладала!..»

«Ах, почему эта радость не была единственной в моей жизни, или почему, будучи так счастлива, я хотела быть счастливой снова?..»

«Если бы Ней был человек обыкновенный, лицо его нашли бы некрасивым; но с его благородной талией, с этой осанкой и мужественным взглядом, окруженный такой славой, он казался красавцем! Едва мы переменялись несколькими словами, мы уже разговаривали и чувствовали, как двадцатилетие друзья. С какой откровенностью он напоминал мне о заботах о моей будущности!»

«А я отвечала ему: «Не думайте об этом будущем. Знать, что ваше сердце бьется для меня, разве не в этом все мое назначение?»

Мы вместе осматривали наше убежище; он был восхищен им.

– Это Моро подарил вам? – сказал он мне.

– Дом этот я нанимаю с мебелью.

– Но вы разоряетесь, если Моро не заботится об вас.

– Я не приняла от него ничего. Я слишком виновата против Моро, чтобы его благодеяния не казались мне тяжелыми.

– Все это слишком романически, мой милый друг. Моро знавал ваше семейство; он дал вам свое имя и должен был обеспечить ваше существование; но у вас есть таланты, образование; вы предпочитаете быть обязанной только одной себе. Это ошибка. Вы меня слишком интересуете, чтобы я не заботился о вас.

– Я вас интересую? Этого слова для меня достаточно. Будущность моя!

– Скажите мне ваши имена, – начал он после некоторого молчания, – скажите то, которым никто вас не называл.

– Зовите меня Идой. Это имя было дорого моему отцу.

– Ну, моя дорогая Ида, судьба, долг, честь требуют от нас скорой разлуки. Я нахожусь на опасном посту. Обещай мне, что куда бы не увлекла меня война, никогда мое письмо не скажет тебе напрасно: «мне не достает Иды!»

– Клянусь! Я явлюсь на ваш зов, каково бы ни было расстояние! Я счастлива, что могу обещать тебе.

«Я жила в каком-то обмане любви; каждое утро было сладким сном, меланхолическим и нежным ожиданием, которое всегда завершалось вечерним посещением. Он непременно говорил мне о моем будущем. Однажды я сказала ему, что хочу поступить на сцену.

– Полно! – вскричал он. – Я скорее пожелал бы видеть тебя маркитанткой, чем актрисой.

–Маркитанткой?.. Охотно. Тогда я всюду могу за вами следовать.

Он улыбнулся, и, снимая со своей шеи часы и цепь, сказал:

– Нам пора проститься, Ида; но помни, ты поклялась, что в какой бы час я не призвал тебя, ты явишься ко мне.

–Я опять клянусь! – прошептала я в поцелуе».

Генерал Ней уехал; Ида Сент-Эльм поклялась ему в совершенной любви, но не в совершенной верности. Один довольно смешной анекдот, который она рассказывает по поводу Талейрана доказывает, что для нее любовь в верность были слова противоположные.

Повинуясь Бонапарту, который чванился нравственностью, Талейран должен был жениться на г-же Гранд, с которой он был в нежных отношениях, со времени ее возвращения из эмиграции. В ожидании он принимал в министерстве многочисленные посещения прелестных женщин; особенно Ида Сент-Эльм имела доступ в его кабинет, и почти всегда оставалась в нем подолгу.

«Особенно мои волосы возбуждали учтивое внимание Талейрана, и однажды они были предметом, с его стороны довольно странного занятия. Под его слишком усердной рукой мои белокурые локоны развевались в беспорядке, эта рука, подписывавшая мирные трактаты, сама хотела поправить произведенное ею зло. И вот, министр, беря один за одним развевавшиеся локоны, завертывал их в тонкую бумагу, собирал и располагал их под моей шляпкой, требуя чтобы моя прическа осталась в таком виде до моего возвращения домой».

«Я довела мое терпение до тех пор, до которых он довел свою любезность, потому, тем более, что заметила, что он употреблял для папильоток билеты в тысячу франков».

«– Вот еще один, монсеньор, – сказала я, подавая ему забытый им локон».

Прическа Иды Сент-Эльм стоила Телейрану двадцать тысяч франков.

Бонапарт стал Наполеоном; Республика уступила место Империи: дрались каждый день; Ида Сент Эльм не дралась, но следовала во всех компаниях, все в мужском костюме за своим дорогим Неем; она была с ним при Магдебурге, Иене, Эйлау, Фридланде…

«Сколько раз в те редкие минуты, которые Ней отнимал у долга, чтобы отдать счастью, он повторял мне: «Бедная Ида! Вы повсюду! Вы ничего не страшитесь?» Тогда я рассказывала ему средства, которые я употребляла, чтобы достигнуть его… Я имела случай встретить в Магдебурге великолепного слугу, питавшего естественную привязанность к французам; таким образом, я была избавлена от необходимости брать проводников».