Майкл Айлвин - Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в формате Ironman

В 2003 году внутри меня росло и кое-что иное – ощущение того, что моя работа в Defra не меняет мир так, как мне бы того хотелось. Я разочаровывалась в бюрократии и канцелярщине.

Переломный момент настал во время командировки на остров Чеджу в Южной Корее в конце марта 2004 года. Руководство Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП) устраивало там форум. Мы прилетели бизнес-классом авиакомпании KLM и остановились в пятизвездочном отеле Lotte с огромным позолоченным фойе. Территория вокруг отеля выглядела безукоризненно. На ней располагалась массивная копия голландской ветряной мельницы и искусственный вулкан, извергавшийся ночью каждый час. Мы провели достаточно много времени, бродя вокруг него, попивая вино и поедая канапе.

В один из вечеров я сидела там с Джорджи и смотрела по сторонам. Подспудно копившиеся сомнения по поводу нашей работы свалились тогда на меня разом. Впервые я испытала неприкрытое отвращение ко всему этому лицемерию.

«Что же это? – спросили мы с Джорджи друг друга. – Мы прилетели бизнес-классом, едим канапе, живем в пятизвездочном отеле с извергающимся вулканом и беседуем об искоренении нищеты, поставках воды и проведении канализации для миллионов людей, у которых всего этого нет».

Для многих участников южнокорейской встречи то, что они делали, было работой, а не страстью. Их слишком беспокоили детали – где поставить запятую, что означает то или иное слово. Они не пытались посмотреть на проблему со стороны, подумать о том, принесет ли их работа какие-нибудь реальные перемены.

Зачем мы обсуждаем планы по улучшению инфраструктуры, поддающиеся количественному определению? Нам нужно думать о том, почему люди не испытывают потребности в этой инфраструктуре или почему у них нет возможности ее использовать или обслуживать.

Многие из тех, с кем я работала, были там ради переговоров. Например, для одного из парней в моей команде переговоры были наркотиком. Его не волновали вопросы международного сотрудничества, а интересовала только победа в переговорах, обсуждение каждой мелочи в тексте. Я уверена, что его не беспокоило, достанется ли что-нибудь тем, кто живет в нищете. Краткий обзор действа, разворачивающегося под извергающимся вулканом, давал понять, как сильно все эти госслужащие и дипломаты ценили свой «пятизвездочный» стиль жизни.

Я не стану изображать невинность. Чеджу стал моим успехом. К тому времени я была уверена в своей работе и строила отношения с людьми, которые могли оказаться полезны Великобритании. Время от времени я вела переговоры по вопросу составления новых документов о воде и санитарии от имени государства, но бо́льшую часть времени сидела по правую руку от своего босса, Роя Хэтэуэя, потрясающего парня, и снабжала его информацией. Часть переговоров проходит в кулуарах, и мне довелось принимать участие и в конфиденциальных переговорах с участием глав делегаций. В конце концов я написала документ, сформировавший позицию ЕС по вопросам воды и санитарии. На самом деле это происходит довольно просто: ты пишешь документ, включаешь в него все приоритеты Великобритании, ставишь на него печать, радуешься, и (прежде чем ты успеваешь что-то понять) он уже стал официальным документом ЕС.

Неделя была оживленной, но мы с Джорджи провели-таки существенную ее часть на пробежках. Как-то вечером, вернувшись в отель, мы обнаружили, что опоздали на ужин, который должны были посетить все главы стран. Мы не могли войти через фойе в спортивной одежде, пропитанной потом, пока высокопоставленные лица кучковались там в смокингах. Пройти со стороны вулкана тоже не представлялось возможным – там уже пили шампанское. Осмотревшись на местности, мы с ловкостью, достойной агентов 007, нашли вход в отель через спа-салон, забежали в свои номера, переоделись и вскоре жевали канапе, будто ничего и не произошло.

Такой сценарий нам полюбился. Через пару недель мы поехали в Нью-Йорк на 12-ю Ассамблею ООН по вопросам устойчивого развития, где я и пила «маргариты» с Маргарет Бекетт. Там Джорджи и я записались на Бруклинский полумарафон, который проходил как раз в эти две недели. Каждое утро мы просыпались в полшестого, чтобы пойти на пробежку перед началом 16-часового рабочего дня – переговоры в ООН растягивались до самой ночи. Мы приходили на встречи делегаций в 7:30 утра с красными лицами, свежевымытыми волосами и держа в руках по бейглу.

Ежедневные пробежки с кем-то – самый быстрый способ подружиться. Для начала вы каждый раз разговариваете по часу-два. Вы видите друг друга такими, какие вы есть, – без косметики и нарядной одежды, просто лайкра, пот и иногда слезы. Нет маски, за которой можно спрятаться. Ты бежишь, это больно, и к концу пробежки чувствуешь себя изломанным и выставленным на всеобщее обозрение. В Нью-Йорке я страдала от расстройства желудка и удобряла Центральный парк, пока мы нарезали круги. И как после этого мы с Джорджи могли не стать лучшими подругами?

Мы отлично провели время на Бруклинском полумарафоне. Я пришла второй из 1200 женщин (и 75-й из 3000 в общем зачете). Джорджи была 25-й, и я кричала «Девочка, давай!», когда она финишировала. Позже она купила мне пару трусов (я до сих пор храню их) со словами «Девочка, давай!» на заднице. С тех самых пор она присылает мне перед каждой гонкой СМС с теми же словами. Для нас это стало своего рода мантрой.

После прозрения в Чеджу я раз и навсегда решила, что пора искать новую работу. Примерно в это же время я столкнулась с триатлоном. Я была в Бирмингеме в гостях у своих друзей Пита и Рэйчел, которая являлась членом Birmingham Running and Triathlon (BRAT) Club. Вместе с ней я отправилась на их воскресную тренировку. Там я встретила Пола Робертшоу, председателя BRAT и холостого мужчину с блеском в глазах, всегда находящегося в поиске новых талантов. Так или иначе, я считаю, что направление, в котором пошла моя дальнейшая жизнь, – его заслуга.

– Ты никогда не занималась триатлоном? – спросил он меня у бассейна.

– Нет.

– Тебе нужно попробовать.

Рэйчел рассказала ему о моих недавних достижениях в качестве бегуньи, и мы втроем заговорили о триатлоне. Его энтузиазм и предложение поддержки были заразительны, и я уехала в Лондон с намерением купить себе шоссейный велосипед и больше узнать об этом виде спорта.

Я слышала о нем не впервые. В Serpentine Running Club я познакомилась с девушкой по имени Элинор Рест, выступавшей за Великобританию на World Championships в 2002 году в Мексике. Ее достижение впечатлило меня и дало понять, что я соперничаю с настоящими спортсменами. Спустя 18 месяцев я позвонила Элли, чтобы расспросить ее подробнее. В итоге она продала мне свой дважды подержанный желто-черный велосипед «Пежо», похожий на шмеля. Он до сих пор со мной.