Петр Северов - Последний поединок

— А не брешешь?

Наклонившись к нему, Василий потребовал шепотом:

— Дай честное пионерское.

Котька охотно исполнил требование друга, после чего они зашли в подвал, чтобы захватить с собой на стадион выглаженную и аккуратно упакованную форму. Каждый из них взял по две пачки. Внимательно выслушав строгие наставления Веры Кондратьевны, ребята с достоинством вышли из подвала, а затем бегом пустились по улице. На стадион добрались сравнительно быстро, спрятали в укромное место свертки с майками и трусами, а потом, как бы между прочим, заглянули в раздевалку, где должна была располагаться команда «Люфтваффе». В раздевалке в этот час еще никого не было, однако по всей обстановке чувствовалось, что для встречи футболистов все готово. Быстро осмотрев раздевалку, Васька прошел в душевую. Здесь он задержался ненадолго: спрятаться было негде. А ведь как важно было бы узнать, о чем станут советоваться немецкие футболисты. Впрочем, он тут же подумал о том, что вся его затея не стоит ломаного гроша, так как его познания в немецком языке, ограничивались только словами «капут», «гут», «брот», «шнель», «муттер», да и обчелся. Котька, тот кумекает довольно основательно. В доме у них живет какой-то гауптман и запрещает разговаривать на украинском и русском языках. Этот каприза гауптман утверждает, будто русская и украинская речь вызывают у него приступы холецистита. Котька даже знал на память одно четверостишие на немецком языке, но, тем не менее, он не был подготовлен для столь ответственного дела, требующего дьявольской изобретательности и самостоятельного мышления. Так, по крайней мере, считал Гаркуша. К тому же он отлично знал, что Котька любил много говорить и некоторые ребята бежали от его многословия, как мыши от кота. Наиболее опасным, однако, был его хронический, насморк: в любую минуту Котька мог, со свойственной ему безответственностью, чихнуть — и провалить все дело.

Наконец, что-то сообразив, Василий решительно вышел из раздевалки, юркнул в душевую и легко взобрался по трубам на дощатое перекрытие. С немым восторгом Котька наблюдал за действиями приятеля.

— Товарищ Чуб, — так называл его Василий в самые ответственные минуты жизни. — Слышишь, Чуб, зайди в раздевалку и скажи несколько слов.

— А что я должен сказать?

— Скажи, что ты простофиля! — кричал сверху Гаркуша. — Скажи, что в детстве болел рахитом, поэтому у тебя клепок в котелке меньше, чем у любого нормального человека.

После столь рассудительного объяснения, Котька сообразил, в чем дело, и тихо, без патетических интонаций, прочел свое любимое стихотворение:

— Здорово! Все слышно, как в телефонную трубку, уважаемый таракан! — донесся к нему радостный возглас Василия, — Быстро поднимайся сюда.

Котька не заставил себя долго ждать, однако так шумно заходил по перекрытию, что Василий был вынужден заставить его лечь на доски и затаить дыхание. Они без труда отыскали щель, через которую открывался почти полный обзор раздевалки.

— Если ты чихнешь — предупредил приятеля Гаркуша — эсесы тебя повесят. Сиди и не пикни, а засыпешься — скажешь, что сторож, дядя Костя, велел тебе следить за уровнем воды в баке. Понятно?

Выражение лица Котьки нисколько не изменилось — уже не впервые он молча доказывал другу, что привычные угрозы Гаркуши не оказывали на него влияния, — но, когда Василий начал спускаться вниз, Котька довольно растерянно спросил:

— А если они спросят дядю Костю?

Выразительным жестом Василий успокоил приятеля, дав ему понять, что это дело он уладит сам.

Дядя Костя, старик лет шестидесяти, выполнявший на стадионе функции завхоза, сторожа, садовника, билетера, подравнивал штрафную площадку. Вася молча принялся помогать ему, потом заметил, будто невзначай:

— Котька за водой в баке наблюдает.

Старик внимательно взглянул на Ваську и неодобрительно покачал головой.

— Ой, высекут вас шомполами!

Васька достал из-за пазухи уже распечатанную пачку сигарет и с особой корректностью протянул дяде Косте. Тот сразу же сменил гнев на милость. В это время послышался автомобильный гудок. К раздевалке подкатил автобус. Из него высыпали футболисты «Люфтваффе». Среди них Василий успел заметить тренера команды «Рух» — Глобу.

Высокий и нескладный, с лысиной, блестевшей, как биллиардный шар, он шагал рядом с судьей предстоящего матча и что-то горячо говорил. Василий продолжал трамбовать штрафную площадку, словно не замечая прибытия команды, а дядя Костя поспешил в раздевалку.

Не случайно немцы решили назначить судью из «местных». Еще раз они демонстрировали этим свою полнейшую уверенность в победе. Кроме того, этим оккупанты предупреждали всякие сомнения в объективности судейства. Впрочем, как говорит пословица, шила в мешке не утаишь: кое-кому из киевлян уже было известно, что судья — один из организаторов националистических команд «Рух» и «Сич» — прибыл в Киев из Львова, где вполне успешно совмещал занятия спортом со службой в полиции.

В разгоряченном мозгу Василия стремительно проносились мысли. Многое отдал бы он сейчас, чтобы оказаться на месте Котьки. С ленивым безразличием вошел он в другое отделение раздевалки, размышляя над тем, сможет ли выбраться его дружок из засады, когда игроки противника выйдут на поле и в раздевалке никого не останется. И потом, если Котьке удастся подслушать планы «Люфтваффе», успеет ли он сообщить об этих планах Русевичу или Свиридову? Если не успеет, то вся затея Василия — мыльный пузырь, и риск этот ни к чему.

Вскоре к стадиону прибыли три машины с солдатами. Появились отряды полицейских и эсесовцев с огромными овчарками на ремнях. Ворота предполагалось открыть за полтора часа до начала состязания, но вокруг стадиона уже собирались толпы людей.

Василий нетерпеливо поглядывал в окно раздевалки — его очень тревожило отсутствие Русевича и Свиридова: он считал, что перед матчем они должны были бы размяться. Он чихнул и вспомнил о Котьке, в эти минуты томившемся на крыше раздевалки. Тот не мог позволить себе такую вольность и, вероятно, переносил теперь самые горькие муки. Так оно и было: словно на зло Котьке страшно хотелось чихнуть — пыль здесь стояла столбом. Эта неодолимая потребность отвлекла его от прямого задания, к тому же как-то неожиданно к нему подкрался страх. Заглядывая в щель, он сразу узнал полированную лысину тренера «Руха». Не все игроки «Люфтваффе» были в поле его зрения — часть из них сидела у стены, а другие расселись вокруг Глобы и слушали его негромкую речь.