Ши Синъин - Уличное кунфу

О его дальнейшей истории рассказывает предисловие Ню Гу. Однажды, следуя вместе с войсками, Ню Гу повстречал на дороге бродячего монаха, который назвался учителем знаменитого бойца и военачальника Юэ Фэя. Монах рассказал о себе удивительную историю, что он был на западе (то есть в Индии) и посетил учителя Дамо (!), а ныне неторопливо завершает свое путешествие. Старик скорбел о смерти ученика, который незадолго до этого был предательски отравлен наложницей, подкупленной врагами. И говорил, что Юэ Фэй «именем известен, волей неукротим. О Небеса! О Судьба!». После Юэ Фэя осталась небольшая шкатулка, которую монах и передал Ню Гу. В ней лежал свиток «Ицзиньцзина».

Если принять всю историю трактата за правду, то могла бы подтвердиться версия о том, что зачатки системы кунфу преподавал еще Дамо, причем именно в Шаолиньском монастыре. Однако оба предисловия, как и сам трактат, были составлены сравнительно поздно – в 1624 или в 1629 г. монахом секты Тянтай Цзынином. Он свел воедино ряд легенд, широко распространившихся в Китае в XVI в., использовав истории из «Полного жизнеописания тех, кто чист и предан» («Цзиньчун цюаньчжуань») и «Полного описания сказаний о Юэ Фэе» («Шоюэ цюаньчжуань»). Перед нами характерный факт из истории китайских кунфу: ценность трактата определяется не его содержанием (оно относительно примитивно и не идет в сравнение с трактатами по тайцзицюань или блестящими трудами Сунь Путана), но его историей, которая не случайно в предисловии, приписываемом Ли Цзиню, названа «истинной передачей святых небожителей».

Ни читателей, ни составителей не смущали исторические несуразности, сплошь и рядом встречающиеся в тексте. Например, Бородатый пришелец, якобы передавший трактат Ли Цзиню, жил почти на 200 лет позже него, а Ню Гу называет такие воинские звания, которые появились в Китае лишь столетиями позже. Любой, кто получал трактат в руки, становился непосредственным участником истинной передачи, вступая в духовное общение с Дамо и Юэ Фэем – людьми, которым приписывается создание нескольких десятков стилей кунфу. В то же время краткость и предельная простота «Ицзиньцзина» создавали ощущение всеобъемлемости знания, изложенного в трактате, и сущности двенадцати упражнений, описанных в нем.

В начале XIX в. трактат, сотни раз переписанный от руки, обрел широкое хождение во многих школах кунфу и, вероятно, именно в это время попадает в Шаолиньский монастырь. Известный мастер по нэйгун Ван Цзуюань после долгих поисков в архивах монастыря обнаружил две копии одинакового содержания, называющиеся, однако, по-разному: первая именовалась «Схема внутреннего искусства» («Нэйгун тушо»). Центральную часть труда занимали «Ицзиньцзин», а также пособие «12 кусков парчи» и «Песнь о классифицированной внешней работе» («Фэнсин вайгун цзюэ»). Все рисунки и объяснения были взяты из более раннего труда Сюй Минфэна «Передача истины о мировом долголетии» («Шоуши чжуаньчжэнь»), изданного в 1771 г. С момента выхода этого ксилографа (до того были лишь рукописные копии) «Ицзиньцзинь» приобретает свой канонизированный вид.

Гимнастическая система «Ицзиньцзина» состоит из двенадцати основных упражнений, выполняемых в общей сложности от получаса до часа. В настоящее время китайские медики рекомендуют ее как общеукрепляющую и стимулирующую, так как она благотворно действует на деятельность эндокринной системы и коры головного мозга. Описание упражнения давалось предельно кратко: рисунок и речитатив с равным количеством иероглифов в строке, что позволяло их проговаривать перед выполнением упражнения и представляло собой медитацию.

Три первых упражнения назывались одинаково: «Вэй То протягивает палицу», остальные – «срывать звезды и перемешивать Большую Медведицу», «волочить за хвост девять коров», «выпустить когти и расправить крылья», «десять чертей крутят ножом для лошадей», «три уровня приседания», «черный дракон выпускает когти», «лежащий тигр бросается на пищу», «бить поклоны», «махать хвостом». Каждое упражнение соответствовало не только определенной позиции, но и внутреннему состоянию, что позволяло сочетать внутреннюю крепость (то есть укрепление внутренних органов) и внешнюю крепость и духовную отвагу (то есть движения членами и телом для приобретения силы и гибкости).

В ранних комплексах не было столь тесного сочетания внешнего и внутреннего. Концепция двуединства и изначальной нераздельности человека достигнет своего апогея лишь столетием позже в стилях тайцзицюань. Однако уже в упражнениях «Ицзиньцзина» за скупыми объяснениями видна четкая проработка основных принципов системы, которая использовала всевозможные факторы для достижения наибольшего эффекта движения, внутреннюю концентрацию, даже выражение лица. Например, первое упражнение объяснялось следующим образом: «Тело непременно надо держать прямым, руки, согнув, соединить перед грудью. Успокоить и сгустить весь дух. Душа зеркально чиста и внешний вид также достойный». В некоторых упражнениях приводились методики, как выделять слюну, которая в соответствии с даосскими представлениями являлась одним из жизненно важных соков человеческого организма. Для этого, например, следовало провести языком по нёбу.

По существу, комплекс представляется сильно упрощенным вариантом древних даосских методик даоинь, ибо массовость несоединима со сложностью. В этом смысле дань традиции древним системам платилась уже обесцененной монетой. Так, «Ицзиньцзин» был практически самостоятельным произведением, как, впрочем, и вся система кунфу к тому времени, но пользовавшимся традиционными даосскими формулами объяснения упражнений типа «успокоить ци» и «сгустить дух», «породить сок» (то есть выделить слюну), «отрегулировать дыхание». К этому времени системы даосского и буддийского цигун настолько тесно переплелись, что как в теории, так и в своем внешнем виде утратили первоначальную самобытность.

Например, в большинстве трактатов, вошедших в «Объяснение схемы внутреннего искусства», в том числе и в «Ицзиньцзине», изображены люди, одетые в буддийские одежды, но нередко выполняющие изначально даосские упражнения. Вообще одежду на рисунках упражнений цигун можно считать важным показателем принадлежности к той или иной системе. В книге Фань Вэйвэя «Путь здоровья», вышедшей в 1935 г. и практически без изменений воспроизводившей все объяснения упражнений XVII–XVIII вв., люди изображены уже в современных одеждах.

Скрывался ли какой-то смысл, помимо оздоровления посредством движения, за внешне простыми упражнениями «Ицзиньцзина»? Безусловно, да. Непритязательность письменного изложения имела и оборотную сторону. Надо учитывать, что этот трактат никогда не был учебником, он лишь выполнял роль своеобразного транслятора традиции кунфу. Несомненно и то, что сама система изучалась под руководством опытнейших учителей, передававших «свой образ и след», используя опыт учительства, накопленный за столетия в Китае. Трактат же, подобный «Трактату об изменениях в мышцах», оправдывал такое преподавание кунфу, подтверждал нескончаемую ценность постигаемого метода.