ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao

Собственно, в этом и заключался истинный смысл их противоборства. Все эти удары и блоки имели лишь второстепенное значение, а стратегия поединка и опыт боевых искусств вообще имели отдаленное влияние на происходящее. Сейчас испытанию подвергались две целостные, мужские натуры, а также их способность к концентрации внутренней энергии. Всего в искусстве боя на мечах существовало тринадцать уровней, причем уже первый уровень не оставлял никаких надежд противнику из числа обыкновенных рыцарей. Эти же двое бойцов принадлежали к высшим, элитным уровням мастерства. Для них мечи были лишь продолжением их собственного тела, да и сами тела оказывались простыми инструментами. Душа боролась с душой, используя всю силу своего внутреннего огня.

В конце концов карлик сделал низкий выпад и поразил Великого Мастера в бедро. Великий Мастер опустился на землю, изображая страдания от тяжелой раны. Выждав, пока карлик приблизится, чтобы добить его, Великий Мастер в развороте отрубил узел из волос, завязанный на голове у карлика. В принципе, ему ничего не стоило ударить мечом чуточку пониже. На какое-то мгновение карлик замер, и Великий Мастер ударил его по запястью. Меч карлика упал на камни с таким звуком, словно это была железная болванка, свалившаяся на пол литейного стана, и неподвижной и темной массой остался лежать на снегу, словно погребальная статуэтка своего владельца. Великий Мастер вскочил и поднял меч к небу, но испуганный карлик поспешил ретироваться. Учитель Сайхуна даже не пытался преследовать его.

Сайхун был неправ, решив подсматривать за поединком. Любые дуэли были сугубо личным делом участников, а не зрелищем для зевак. Он тихонько удалился оттуда, предчувствуя, что его учитель явно заметил его присутствие, и заранее опасаясь возможного наказания за дерзость. Сайхун решил ничего не говорить об этом, если Великий Мастер станет молчать. После этого Сайхун поспешил вернуться к своим обязанностям в Храме Северного Пика.

– Как это можно – уходить так далеко, чтобы отправить естественные надобности?! – требовательным тоном возмутился монах-надсмотрщик, священник среднего возраста с привычками военного.

– Все дело в том, что меня одолела «большая нужда», – Сайхун изобразил преувеличенное волнение.

– Не стоит использовать в присутствии богов такие простонародные выражения, – поспешно отрезал монах – теперь Сайхун еще более усугубил свою вину.

– Презренный, что находится перед тобой, признает свой грех, – извинился Сайхун. – Пожалуйста, простите меня, хотя я действительно заслуживаю наказания.

– Это не повлечет за собой последствий, – ответил монах. – Возвращайся к исполнению твоих обязанностей.

И Сайхун вновь принялся таскать черепицу. Но покачиваясь на высоте под порывами ветра, он продолжал вспоминать поединок своего учителя.

Два дня спустя Великий Мастер призвал к себе Сайхуна. Он нисколько не хромал после ранения и вовсе не упоминал о состоявшейся дуэли – только кивнул Сайхуиу и жестом указал на монастырские ворота. Молча, но остро ощущая присутствие друг друга, они зашагали по направлению к вершине Южного Пика.

– Аскетизм доступен только вдали от людей, – сообщил Великий Мастер, когда они добрались до самого края высокой скалы. – Разве ты не ощущаешь этого?

Сайхун кивнул, всем телом ощущая жалящие языки ледяного ветра. Куда ни падал взгляд, не было ни следа присутствия человека, лишь чистое царство природы тянулось до самого горизонта. Он почувствовал себя отстраненным от всего, что в обычной жизни считалось важным. После многих лет обучения он пришел к выводу, что восприятие главнее как доктрины, так и самой техники.

– Только здесь, вдалеке от притяжения разума других людей, можно обрести успокоение, – между тем продолжал Великий Мастер. – Успокоение ведет к неподвижности. В неподвижности открывается возможность мудрости.

– Вы говорили, что ключ ко всему кроется в медитации, – вставил Сайхун, предвкушая, что учитель клюнет на свою излюбленную тему.

– Но не в обыкновенной медитации. Жизнь не для простаков. Дао изменяется, поэтому наши методы познания его также должны быть разнообразными. Дисциплинируй свою жизнь и неустанно стремись узнать новое. Не ограничивай себя, даже в медитации.

– Тогда почему вы выступаете за суровые жизненные ограничения?

– Это укрепляет дисциплину. Снисхождение к самому себе – тяжкая обязанность. Дао познают те, кто свободен. Только дисциплинированные могут свободно следовать вместе с потоком. Вселенной управляет вечное течение. Познавай Дао через не-делание – этот способ позволяет понять его секреты. Продолжай действовать – это позволит познать его результат.

– Чтобы познать сущность Дао, освободись от желаний. Имей желание познать его проявления, – сказал Сайхун, цитируя священные тексты.

– Да, – откликнулся Великий Мастер, – но ты должен говорить на основе своего собственного опыта. Просто цитировать священные слова – бессмысленно. Священные тексты лишь указывают человеку на самого себя.

Они говорят: «Загляни внутрь себя». Единственная настоящая ценность содержится в непосредственном впечатлении.

Да, мой учитель силен, восхищенно подумал про себя Сайхун. Великий Мастер имел вкус к суровости и дисциплине. Долгожительство для него было лишь способом продлить процесс упрощения личности через покаяние и самопожертвование. Это было невероятно тяжело, ибо наполненная ограничениями жизнь была направлена на то, чтобы через неприкрытое давление вызвать взрыв человеческого потенциала. Они прошли еще дальше, немного постояли на следующем горном хребте. Среди вековечных валунов там и сям тянулись кверху небольшие деревца, изогнутые от суровостей горного климата. Некоторым из них удалось вырасти и оформиться в могучие, высокие деревья; редкие счастливчики резко выделялись на фоне бескрайнего неба.

– Смотри! Смотри! – требовательно воскликнул Великий Мастер. – Зачем тебе книги? Смотри! Чувствуй. Дао окружает тебя!

Перед ними открылась широкая панорама тысячелетних гор, которые, несмотря ни на что, гордыми и острыми клыками тянулись к небу до самого горизонта. Горы напоминали множество драконов, взлетающих из восходящей пелены тумана, которая казалась бурным прибоем. В местах, где воздушный прилив разбивался о неприступный камень, горы были покрыты снежней изморозью. Тучи, словно орды кочевников, гневно бросались на вершины. Резкие порывы ветра терзали и без того измученных часовых-сосен. Здесь повелевала природа ио всей ее чистоте. Она постоянно изменялась, и двое монахов были окружены бесконечной чередой изменений.

Величественный Хуашань превратил эти два презренных человеческих существа в едва заметных карликов, разрешив им осторожно погостить на горных кручах. Здесь человек чувствовал свое ничтожество. Здесь все побуждения двух даосов казались лишь слабыми вспышками, а тела – до жути тщедушными. Их жизненный путь с перспективы горной вершины казался лишь кратким мигом в бесконечности. Они стояли, словно воплощение всего преходящего; учитель и ученик выглядели лишь малозаметным примечанием внизу эпического фолианта неба и земли.