ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao

С чувством глубокого удовлетворения он мощно качнулся всем телом, чтобы перебраться на широкую поперечную балку. Как выяснилось, балка даже не была окрашена, но зато ее покрывал толстый слой пыли и дыма от благовоний, скопившийся там за многие десятилетия. Через секунду чистое ритуальное одеяние голубого цвета и ладони покрылись широкими грязными полосами. Но Сайхун не обращал на это внимания, полностью отдавшись сладкому предвкушению.

Подобравшись к середине балки, он приготовился ожидать появления процессии. Мощный перезвон бронзовых храмовых колоколов гулким эхом катился по горам. Каждый камень, каждая сосна, даже горные ручьи – все вибрировало в согласии с этими громкими звуками. Это был один из самых почитаемых дней в году Хуашань, когда по утрам отменяют все занятия и послушания, поскольку в этот день можно совершать только ритуальные очищающие омовения и личные обряды.

Вскоре Сайхун услышал приближающийся перезвон колокольчиков и гонгов; к нему примешивалось жужжание трещоток и напевный монашеский речитатив. Это была процессия. Молодые послушники растворили двери в главный молельный зал. Первыми внутрь вошли простые монахи, облаченные в голубые рубашки и шаровары такого же цвета, белые гамаши и соломенные сандалии. Они отличались друг от друга только размерами и формой своих шляп – там были круглые и квадратные, иногда с двумя вершинами, смотря по рангу обладателя. Жители Хуашань наполняли храм в строгом порядке, храня торжественное выражение лиц. Каждый шаг был заранее вымерен, руки были сложены в ритуальном молитвенном жесте, который свидетельствовал одновременно о дисциплине и о стремлении сохранить священную внутреннюю энергию.

Высшие монахи выделялись более яркими одеяниями с вышивкой, которая своей пестротой вполне соответствовала внутреннему убранству храма. Самые красочные одежды были на Великом Мастере, который находился во главе процессии высших монахов. Черная шляпа из газа имела девять вершин, символизируя высший сан в любом даосском монашеском ордене. Спереди на шляпе был укреплен овальный нефрит чистого зеленого оттенка. Пышная седая борода переливалась в лучах солнца, так что казалось, будто на грудь Великого Мастера бесконечно струится горная река. В его одежде преобладал пурпурный, красный и золотистый цвет, хотя вышитые изображения журавлей и летучих мышей, надпись «долголетие», сделанная по принципу «Десяти тысяч вариаций», и триграммы из «Книги Перемен» радовали глаз богатым разноцветьем. Шелковая поверхность одежд выделялась своей тонкой фактурой и сверкала так, как только может сверкать самый лучший шелк.

Великий Мастер грациозно переступил восьмидюймовый порог у входа в храм. Он прнсобрал своя д/шыиые рукава, округлив их складки легким, малозаметным жестом, а потом подошел поближе к Трем Чистым. За все это время он ни разу не взглянул себе под ноги – все его внимание было сосредоточено на объектах его поклонения, и он созерцал их в полном сосредоточении.

Все свечи были зажжены, и некогда темное нутро храма теперь переливалось сотнями острых оранжевых язычков. Благовония, курившиеся у главного алтаря – палочка чистого сандалового дерева, – пускали под крышу толстые клубы дыма. Великий Мастер зажег еще три длинные палочки благовоний, а после распростерся ниц поочередно перед каждым алтарем, предлагая богам от имени Хуашань насладиться ароматным сандалом. Осгальные монахи в это время стояли позади Великого Мастера, мягко продолжая ритуальные распевы. Длинные фразы искреннего поклонения складывались в восхваляющий поток и медленно плыли в воздухе, смешиваясь с ароматом благовоний. Именно так, направляя свои молитвы к небу, даосы надеялись установить связь между горними чертогами и землей.

Великий Мастер вернулся к главному алтарю и раскрыл священные тексты. Каждое даосское божество имело свои писания, и даосы свято верили, что с помощью определенных слов они в состоянии пробудить к жизни раскрашенные деревянные фигуры. Если поклоняющийся был совершенно искренен, его подношения – достаточно приемлемыми, а место богослужения – достаточно чистым, боги могли снизойти до земли.

Голос Великого Мастера возвысился, напоминая звук гобоя; он был резок, но вместе с тем полон глубокими, звучными обертонами. Церемония немного напоминала исполнение оперного произведения: гонги и деревянные трещотки создавали постоянную звуковую пульсацию, подчеркивая возвышение тона в определенных местах религиозного песнопения. Голос Великого Мастера все нарастал, вовсю курились уже наполовину обгоревшие палочки благовоний… как вдруг святость отправляемого ритуала нарушил какой-то жуткий звук.

Монахи тут же утратили всю свою сосредоточенность, хотя, казалось, никто и ничто не могло нарушить их общение с богами. Собравшиеся в храме невольно обернулись. Одна из дверных створок, вырезанная из тикового дерева, вдруг с грохотом повалилась на пол, подняв клубы пыли. Створка упала под углом и сила удара была такова, что она развалилась надвое. В дверном проеме появились три фигуры.

Двери выходили на южную сторону, и яркий полуденный свет больно ударил в глаза монахов, прищуренные от темноты и дыма. Монахи-охранники поспешили внутрь храма, тогда как остальные в испуге отпрянули поближе к алтарю. Сомнений не оставалось: трое непрошеных гостей, направлявшихся к центру храма, были воинами.

Нарушители спокойствия действовали очень воинственно; они поигрывали гром;' ными мышцами, проступавшими сквозь вельветовую одежду, и с презрением поглядывали на жалкого вида сборище святош. Косицы, которые воины носили не столько в знак принадлежности к погибшей Цинской династии, а, скорее, как символ элитного происхождения их владельцев, извивались вдоль их спин, словно змеи. Расположившись перед алтарем, непрошеные гости обмотали волосы вокруг шей в знак того, что намерены сражаться.

– Кто из вас Великий Мастер? – прогрохотал самый высокий из троицы.

– Это я, – мягко отозвался Великий Мастер и вышел вперед, отвесив незнакомцам вежливый поклон. – Разве мы чем-то оскорбили вас, о благородные господа?

– Будь ты проклят! Разве ые ты послал нам вот это? – с этими словами один из бойцов достал тонкий листок тутовой бумаги. Сквозь полупрозрачные волокна явственно проступали резкие штрихи черной каллиграфической надписи. – Здесь сказано: «Вы трое имеете наглость именовать себя Небом, Землей и Человеком. Столь дерзкие титулы я вынести не в силах. За все годы моих странствований по красной пыли этого мира я никогда не видывал столь циничных карикатур на человеческое существо. Ваше стремление называть себя знатоками боевых искусств после мелких драк с малыми детьми вызывает у меня еще больший смех. Если в вас наберется хотя бы малая толика настоящей смелости, вы ответите на мой вызов и прибудете на место и во время, указанное мною внизу этого послания. Очистить от вашего подлого присутствия этот мир можно, только сметя вас с поверхности земли».