Брайан Глэнвилл - Олимпиец

Сэм сказал: «Я всегда настаивал на полной честности. Отношения между бегуном и тренером должны быть абсолютно откровенными, иначе они становятся невозможными. Ты не был откровенен со мной Айк!» Я заметил: «Чёрт возьми, Сэм, мы просто побывали у него в гостях».

Он ответил: «Именно. Побывали у него! Побывали у тренера, идеи которого полностью расходятся с моими. Почему вы туда поехали, с какой целью? Только с одной — предать меня! Польститься на его методику и отказаться от моей!»

Я пытался его прервать, вставить хоть слово, но куда там — его понесло:

«Если ты почувствовал, что под моим началом больше тебе не добиться, первым делом надо было прийти ко мне и так сказать. Всё обсудить открыто. Любезно дать мне возможность защитить свою позицию. Ты волен приходить и уходить по своему усмотрению. Я никогда не ущемлял твоей свободы. Я в жизни не взял с тебя и пенни. Мне ничего не нужно, кроме преданности и верности. Ты меня разочаровал, но я не виню тебя одного. Знаю, какому давлению ты подвергаешься. Зависть, маскирующаяся под симпатию. Ненависть неудачников к победителю, слабых к сильному, продажных к честному.

Ты долго держался, но сейчас не устоял. Как Самсону, решающий удар тебе нанесли скорее друзья, чем враги. Я не стану тебя отговаривать. И нет нужды тебе возвращаться, раз ты уже ушёл. Стоило нашим отношениям дать трещину и их уже не склеить. Для обеих сторон лучше, чтобы разрыв стал ясным и полным. У тебя тяжёлый период, каждый спортсмен проходит через такое. Но великий спортсмен должен использовать эти периоды для переоценки, как трамплин для новых достижений. Я считал бы своим долгом показать тебе, как это сделать. Но ты предпочитаешь более лёгкий путь — обвинять в твоих неудачах других. Я готов принять такое обвинение. Как готов доказать тебе, что ты не прав, но ты не готов дать мне эту возможность. Твои поступки подтверждают это. Не буду лгать, что мне легко. Нет, мне горько и тяжело. Ты был для меня не просто учеником — я считал тебя своим сыном. Твои успехи давали мне радость в жизни. Я надеялся, что буду твоим наставником да конца твоей спортивной карьеры, но ты решил по–иному. Под моей опекой ты стал великим бегуном, но настоящее величие ждало тебя впереди, увы, боюсь, теперь оно не состоится. Я считаю, ты делаешь только первые успехи. Мои планы позволили бы полностью развить твой потенциал. Но ты отвергаешь эти планы. Пусть так. Я уже сказал — выбирай сам. Не буду пытаться влиять на тебя. Я считаю, что ты совершаешь ошибку и еще о ней пожалеешь. Я вовсе не буду радоваться, когда моя правота будет доказана. Но повторяю: назад пути нет. Такие отношения, как наши, не могут быть половинчатыми. Либо всё, либо ничего».

Я остановился, когда увидел их на горе. Картина походила на библейский сюжет — Сэм на вершине, эдакий прорицатель, Айк чуть пониже — с опущенной головой, кающийся. Его изгоняли, сомнений не было. Я не слышал слов, но этого и не требовалось. Интересно, уж не сознательно ли Сэм выбрал возвышение? С его склонностью к мелодраме вполне возможно. Сэм из тех, кто даже из поражения умеет извлечь последнюю каплю удовольствия.

Айк то и дело открывал рот, вставить слово, — объяснить или успокоить, — но безнадёжно. Я ждал последнего великого жеста, простёртой руки и указующего перста — «уходи!» — но не дождался. Сэм опустил голову, как и Айк, оба были угнетены. Когда последние слова были сказаны, Айк повернулся и быстро сбежал по склону.

Он пробегал мимо меня, и я увидел, что он плачет…

«Когда стало известно, что Айк Лоу — пожалуй, наш лучший милевик за все времена — и Сэм Ди, его тренер, расстались после пяти с лишним лет плодотворной совместной работы, это скорее опечалило, чем удивило. Отношения между тренером и спортсменом подразумевают разрыв подобного рода, в данном же случае уже некоторое время ощущались признаки того, что нужда в «тренере–отце» у Айка отпала.

Он сам говорил мне на пошлой неделе: «Сэм — поразительный человек, но он хочет владеть твоим телом и душой. Без него я бы ничего не достиг, но наступает время, когда тянет совершать собственные ошибки».

Для Лоу это время, возможно, наступило в августе прошлого года — он уступил мировой рекорд в беге на милю канадцу Трри Куперу. Когда разговариваешь с этим живым, красивым, молодым и чуть крикливо одетым лондонцем, создаётся впечатление, что он говорит очень искренне. «Когда я не смог вернуть себе рекорд, — сказал он, — я стал задумываться; со мной явно что–то случилось, у меня пропало желание бегать».

Каждому спортсмену ведомо такое чувство, и он его боится не меньше, чем писатель боится потерять желание писать. Кто–то временно отказывается от бега, надеясь, что отдых позволит ему вернуть форму, кто–то, наоборот, увеличивает тренировочный цикл, кто–то поступает так, как Лоу, — меняет методику тренировок.

Лоу отдыхал на Майорке в конце сезона, потом сократил объём тренировок — всё бесполезно. Это были лишь отчаянные попытки отложить разрыв между замечательным, но деспотичным тренером и бегуном, теперь уже мужем, который повзрослев как мужчина и как спортсмен.

Приходится только сожалеть, что они не нашли возможности для компромисса. Впрочем, все, кто знает Сэма Ди и его взгляды, понимают, что компромисс невозможен. Ди — абсолютист, который ждёт от своих бегунов полного подчинения и рассматривает малейшее отклонение как измену. Он увидел Лоу, когда тот был посредственным бегуном на четверть мили, и превратил его в бегуна на милю мирового класса, но все пять лет требовал от него напряжённой тренировки, — наверное, после Затопека так не тренировался никто. Правда, между разными системами существует большие различия, но каждая из них требует от бегуна, чтобы он достиг пределов своих возможностей и даже вышел за эти пределы.

В отличие от Затопека, тренировки которого сводились к неустанному бегу, методы Ди хитроумно рассчитаны. Он считает, что бегун должен переходить за грань того, что он называет болевым барьером, причём не только во время соревнований, но и в тренировках.

Теперь же Лоу, взявший в жёны Джил Дейли, которая сама спринтер–олимпиец и потому хорошо понимает, с какими проблемами сталкивается первоклассный бегун, явно получил от своего тренера максимум того, что мог. Он выбрал для себя менее требовательную, но более насыщенную и весьма напряжённую систему интервальных тренировок, которую исповедует профессор Курт Гиземан из Спортивного института в Нюрнберге.

Совершенно очевидно, что такой крутой поворот нелёгок для него самого, да и Сэму он нанёс тяжёлый удар. Будем надеяться, что Лоу обретёт прежнюю форму, а Ди найдёт нового воспитанника».

Много ночей после этого я не мог заснуть, а когда засыпал, видел одни и те же сны. Он в них был обязательно. Джил говорила, что я кричу по ночам. Как–то сел в постели и завопил: «Я падаю! Падаю!»