Мэтт Шрадер - Создание музыки для кино. Секреты ведущих голливудских композиторов

Но я сделал это. Мне нужна была халтура, и я сделал это. И это получилось круто. Поэтому я не могу тут рассуждать с точки зрения принципов высокой морали. Но потом, когда я попал в Голливуд, я пытался выбирать проекты, которые по крайней мере не были вредными.

Это не значит, что я был хорош в фильмах, которые поднимают настроение или меняют взгляд людей на вещи, и в важных исторических фильмах. Я просто приблизился к тому, что, работая в сфере развлечений, могу помочь направить людей туда, где они насладятся повествованием, что здорово. Поэтому я старался держаться подальше от очевидно запредельных фильмов, и по мере того, как я становлюсь старше и получаю больше денег, мне не нужно делать то, что я не хочу делать, а именно фильмы, в которых постоянно дерутся. Мне не нравятся герои-воины. Я предпочитаю героев, которые своей головой додумываются как решить проблему вместо того, чтобы с оружием пробиваться к выходу из проблемы. Даже в интересных фильмах и сериалах моментально появляется кто-то, кого пытают, чтобы добыть информацию, необходимую для спасения людей. И вы можете задать себе вопрос о корреляции поведения общества и пропаганды, что возвращает нас к Лени Рифеншталь. Пропаганда, которой мы, как композиторы, можем помочь манипулировать людьми.

У нас в руках есть власть, и я думаю, что это важно. Я обязательно стараюсь говорить об этом с другими композиторами и пытаюсь убедить их не делать некоторые вещи, для которых они, по моему мнению, слишком хороши. Меня беспокоит также, что они могут оказаться слишком хороши в манипулировании людьми, в том смысле, что они рассказывают истории, которые не принесут нам ничего хорошего.

Возможно, хорошо, что я не называю имен, но мы с Хансом всегда говорим на подобные темы. Думаю, ему нравится, что я занимаю более радикальную позицию по поводу некоторых фильмов, и некоторые из фильмов, которые он сделал, невероятно важны. Я помог ему в «Тонкой красной линии». Это фильм о войне, и я думаю, что он говорит нам нечто важное о войне. Но другие фильмы, я чувствую, он помогал сделать более аппетитными. И это определенно не то.

Фильм «Снайпер» (2014) оказался очень успешным в прокате, это значит, что зрители хотят разговаривать на сложные темы, но они хотят, чтобы это выглядело аппетитно и просто и сочеталось с их картиной мира.

Не могу сказать, что я такой маяк праведности, но с тех пор, как я поработал в рекламе, я пытаюсь разобраться в себе.

Расскажите мне о вашей первой встрече с Хансом Циммером и его студией.

Я познакомился с Хансом, когда был в Вене, по-моему, было около трех часов ночи. И это было возле борделя, он оттуда выходил. Он только что закончил свою смену, а я собирался начать мою. (Смеется.)

Нет, я познакомился с Хансом, когда помогал ему с Рождественским концертом, который он организовывал. Там он должен был записать целое музыкальное оформление к чему-то рождественскому, и он пригласил туда разных людей, я там был на подмоге. Там был парень, который больше использовал карандаш и бумагу, но Ханс хотел исправить дело при помощи компьютера.

Я пришел, и, мне кажется, Ханс увидел, что я интересуюсь компьютерами, и что я готов работать в Рождество буквально весь рождественский день. У меня не было Рождества. И, может быть, у меня есть чувство юмора, ему это понравилось, и потом я изредка его видел, когда он вернулся в Лондон.

Я все это время был в Лондоне, и он сказал: «Ты должен заглянуть ко мне». В то время я не чувствовал себя готовым, я работал тогда над оперой, которую писал с моим другом, мы писали оперу, которую должны были исполнить в Германии, и мы ее заканчивали. И когда я довел дело до конца, а идея снова вернуться к созданию музыки для рекламы мне не нравилась, я подумал: «Может быть мне стоит принять предложение».

Потом я переехал и снял место на год в Венис-бич в Лос-Анджелесе, и я подумал: «Мне нужен перерыв, я работал над рекламой 10 лет», нет, не так долго, на самом деле около 8 лет.

Я думал, что я просто посмотрю, что произойдет. Но, как только Ханс узнал, что я там, он тут же втянул меня. Первое, что я сделал – это помог ему с аранжировкой песен для «Принца Египта». Так я познакомился с DreamWorks.

Он должен был делать аранжировки. Они хотели, чтобы он этим занялся, но он просто-напросто указал на меня и сказал: «Он может это сделать. А если нет, я помогу ему исправить его работу». Он как бы дал им гарантии. За неделю я написал массу мелодий, тем и попробовал примерить их к некоторым сценам из фильма. И они любезно предположили, что их написал Ханс, но он ответил, что нет. Это было весело. И они наняли меня, и я не оплошал, все было нормально.

Создание музыки – это зачастую одиночная работа, но каково было работать с другими талантливыми композиторами, такими как Гарри Грегсон-Уильямс?

Мы столкнулись не по своей воле, но он очень хорошо пишет музыку. Позвать нас работать над «Муравьем Антцем» была идея Джеффри Катценберга. Он работал с нами обоими над «Принцем Египта», и он сказал: «Почему бы нам этого не попробовать?»

Я думаю, Ханс был против. Но Джеффри сказал: «Давайте попробуем». Гарри и я на самом деле не знали друг друга, мы сели вместе и начали думать: «Мы придем, напишем мелодии и посмотрим, что из этого получится». И он написал одну, и я подумал: «Дерьмо, это прекрасно, а мне-то что делать?»

После мы вернулись в наши комнаты и попытались написать что-то лучше, чем у другого, потому что мы, конечно, друзья, но на этом этапе моей карьеры появилась зависть, что кто-то может очень хорошо писать музыку, и я подумал: «Я должен сделать лучше. Лучше всех». Я думаю, это нас толкало. Может быть, Джеффри заранее знал об этом. Это все похоже на «Голодные игры», но с этого момента между нами установились очень хорошие отношения. После нескольких фильмов мы оба поняли, что трудность заключается в том, что если мы не будем осторожны, мы сформируем пару, и тогда у нас никогда не будет отдельных карьер.

Даже несмотря на это мне нравится, как он пишет, и мне кажется, у Гарри есть такая чудесная и странная любовь к моим выкрутасам. Хоть он и жалуется постоянно на партии, которые я пишу для духовых, но мне кажется, ему это все равно нравится. Смысл заключается в том, что мы всегда были слишком разными. Мы никогда не думали о совместной карьере.

Гарри был хорош в написании музыки. Я думаю, между нами определенно был тот огонь, который заставлял нас стараться, мы писали мелодии отдельно друг от друга, а вместе мы их слушали и смотрели на наши мелодии как бы с обратной стороны. Иногда мы говорили, что мелодия побывала на плохой встрече – другими словами, Гарри показал набросок, а Джеффри сказал, что это кусок дерьма: «Почему вы это делаете?» А потом: «Ну, дай мне еще попробовать, и я переверну все с ног на голову и посмотрю, смогу ли я сделать что-то другое, это поможет». И то же самое с Гарри. Он много работал с разными партиями, и многие мелодии из «Антца» были созданы благодаря странному соединению метаний между нами. И как только мы брались за работу, мы имели успех.