Инна Осиновская - Поэтика моды

– И в самой моде Вы тоже любите структуру? Как можно заметить по Вашей юбилейной выставке «Тайны haute couture»…

– Совершенно верно. Этот проект, который помогли мне создать Анна Бек и Андрей Шаров, – попытка вычислить скрытый код моды вообще и всего моего творчества. Попытка систематизировать и свести тридцать моих коллекций, в которых представлено более полутора тысяч костюмов, к четким образам. Например, «Жизнь-карнавал» – это экзотические модели и буйство красок, «Эдем» – флористические мотивы…

Эта выставка мне очень дорога. Там представлены вещи, в которые вложено столько любви, тепла человеческих рук, кропотливого труда. Зрители, наблюдающие дефиле на подиуме, не могут так почувствовать это волшебство, таинство работы художника, как на камерном пространстве выставочного зала.

– Вы представляете на этой выставке своеобразное резюме своего творчества… Не возникает ли желания вернуться к некоторым идеям, возродить их на новом уровне?

– Оглядываясь назад, понимаешь, что в прошлом было много идей, заявленных, но не доведенных до конца, не доработанных… И задаешься вопросом: почему не развил, не раскрыл их полностью… Но с другой стороны, обращение к прошлому – это другая профессия, историка, искусствоведа. Если же ты занимаешься модой, ты должен быть здесь и сейчас, должен быть в настоящем, устремляясь в будущее. Поэтому я смотрю на свои ранние работы как на музейные экспонаты, а не как на материал для творчества.

– И все-таки «Юдашкин» – это бренд, а значит, ему присущи постоянство, узнаваемость…

– Да, я добился того, что если по улице идет женщина в моем платье, окружающие понимают, что это платье «от Юдашкина»… И это постоянство внутри меня, как стержень. Сильного художника не бросает из течения в течение, он неподвластен изменениям моды, он живет в царстве собственного стиля.

Я пережил увлечение минимализмом (который привнесли в моду бельгийские дизайнеры), японским конструктивизмом, английской сложностью… И остался собой. Как бы ни менялись мои коллекции от сезона к сезону, всегда остается некая постоянная величина.

– Расшифруйте эту величину!

– Во-первых, это точность и сложность конструктивной формы. Во-вторых, женственный силуэт, в котором подчеркнута анатомия фигуры. Ну и самый главный признак – то, что можно назвать русским шиком.

– Когда Вы начинали, 20 лет назад, Россия была закрыта для новомодных течений, находилась в визуальном вакууме… Где Вы черпали тогда вдохновение, искали красоту?

– В книгах, в музеях, в обрывках фильмов… Искал вдохновение в запечатленном прошлом европейской и российской культуры.

– Сегодня, в эпоху информационного бума, когда выбор так велик, не стало ли сложнее придумывать что-то свое?

– Стало интереснее. Очень часто идеи приходят мне в путешествиях, когда я отдыхаю и улетаю душой и телом от повседневности. Но я не могу сказать, что идея рождается «вдруг». Она копится, зреет, крепнет и в один прекрасный день принимает четкие очертания. Процесс создания коллекции – это как плетение бус. Медленно набираешь бусинки одну за одной, видишь, как что-то вырисовывается, а потом нить рвется, и приходится нанизывать заново. У меня часто бывает, что я делаю коллекцию и на определенном этапе понимаю, что она меня больше не трогает, не волнует. Тогда останавливаю работу и начинаю с белого листа. Ищу новые «бусины».

– Что вдохновило Вас в создании новой весенне-летней коллекции, которую Вы недавно продемонстрировали в Милане?

– Это сложный микс, в котором слились мотивы, взятые из пейзажей русских художников-передвижников, чуть ностальгическая, щемящая музыка Свиридова, летящие силуэты 1990-х… Главная тема – русская природа, образы полевых колосьев, венков, цветов. По колористике общий дух коллекции – нежное туманное утро русской деревни…

Каждый сезон я стараюсь найти какой-то основной лейтмотив, главную идею. Например, осень – зима – это модерн (который прослеживается в плавности силуэта, в мягкости тканей), сплетенный с неоготикой 1990-х годов, которую можно найти в жесткости цвета.

– Почему Вы объединили две столь непохожих концепции – неоготику и модерн?

– Я хотел показать, что женщина может оставаться женственной, даже живя под жестким давлением геометрии городского ритма. А еще мне было очень интересно раскрыть, каким богатым может быть черный цвет, сколько в нем оттенков, полутонов, как он оживает в сочетании с серебристо-серым… Это как темное небо, на котором зажглись яркие звезды…

– Создание коллекции – длительный процесс со своими этапами, трудностями. Что в этом процессе самое приятное, а что самое сложное?

– Самое приятное и одновременно сложное – это собственно создание, работа, которой живешь долгие месяцы. Самое страшное – это начало, когда только придумываешь идею. И наконец, самое простое – демонстрация коллекции. Здесь уже ничего не изменить, все готово, все пережито. Хотя, конечно, перед показом я всегда волнуюсь, как в первый раз. И это нормально для художника. Недавно я говорил по телефону с Пьером Карденом. Ему сейчас 85 лет, и он рассказывал, что до сих пор волнуется перед своим очередным показом. Нельзя выходить к людям пустым, нельзя не переживать, нельзя смотреть на зрителя свысока. Иначе пропадет все волшебство.

Денис Симачев.

Fashion Collection [4] . 2008. № 57

Принты под хохлому и гжель, эпатажные слоганы на майках, ностальгические образы, навеянные советской эстетикой и культурой… Денис Симачев – enfant terrible российской моды, баловень французских fashion-критиков. И его узнаваемый стиль, вписывающийся в каноны постмодернистского искусства, никого не может оставить равнодушным.

Мастерская Дениса Симачева находится в одном из павильонов бывшего завода АРМА. В XIX веке предприятие производило газ, с помощью которого освещали центр столицы. Сегодня АРМА – одно из самых творческих мест Москвы. Многие дизайнеры, художники, музыканты выбирают его урбанистическую атмосферу для своих студий, мастерских, галерей.

Открываю тяжелую железную дверь и попадаю в гулкий темный коридор, главное украшение которого – автомобиль в чехле, расписанном под хохлому. Значит, я не ошиблась и это действительно мастерская Симачева. Сама студия – своего рода музей, но при этом наполненный жизнью, художественным беспорядком, забавными артефактами, в которых читается оригинальное мировоззрение хозяина. Чего стоит рояль салатового цвета, стоящий на боку и служащий стеной в одном из помещений, или свадебная казахская юрта, в которой Симачев обустроил небольшую зону отдыха с телевизором и мягкими меховыми топчанами… Пожалуй, идеальное место для интервью.