Женя Артъе - Вдруг война, а ты не готова! Откровенная история неидеальной женщины

– Ирина, я могу взять твои записи? Схожу-ка я к профессору, – сказала Оля, забирая у мамы ее записи.

Спустя полчаса Оля забегает в палату и встревоженно говорит:

– Ирина, тебя вызывает профессор. Вместе с твоими книгами! Беги скорее, пока она не ушла на обход.

И мама, взяв в охапку свои книги, перед этим поправив прическу и накрасив губы, побежала по коридору, крепко прижимая к себе «гранит знаний», который так долго собирала.

– А вы откуда это все взяли? – сходу спросила профессорша.

– Ну, я со школы это веду, – уверенным голосом ответила моя мама.

И началось. Полчаса самого настоящего экзамена по разным заболеваниям. Схемам лечений. И тут профессор выдает:

– Мамочка, мы берем тебя, первого сентября приходи!

– Вас не понимаю. Куда приходить? – растерялась мама.

– Как куда? К нам! В медицинский институт.

– Ой. Вы что, мне в жизни не сдать! Я же ничего не знаю. У меня техническое образование, – удивленно затараторила мама.

– Ничего, – остановила ее профессор, – теорию подтянешь, а практику тут пройдешь. Я сама тебя лично проведу по всем экзаменаторам. У нас уже готовый врач. Первого сентября мы тебя ждем.

Мама рассказывала, что она несколько дней была раздумьях. С одной стороны, вот она мечта – в руке. С другой стороны, ее дочка еще не выздоровела. Когда решение в голове созрело, она снова зашла в кабинет к профессорше:

– Я обдумала ваше предложение. Вы знаете, я не могу его принять, – мама была заметно расстроена, – мне надо вылечить дочь.

– Ирина, мы вас ждем в любое время. Как будете готовы, сообщите мне, и мы все устроим. Вы отличный специалист, а это большая редкость. Помните об этом! – сказала врач. – И еще, мамочка, пришли результаты обследования вашей дочери – ей нужна операция. К сожалению, в Свердловске нет опыта по таким делам. Вам надо ехать в Москву. Я советую вам срочно перевестись в областную детскую больницу. Там вас обследуют уже как надо и направят в столицу. Я подготовлю перевод.

В областной детской больнице, благодаря заведующей перинатального центра, меня направили к одному из лучших специалистов.

– Борис Георгиевич, я знаю, что подобные операции проводят только в Москве. Как мне можно туда попасть? – спросила моя мама.

– Ну и поезжайте в свою Москву, – оскорбился врач, – раз у нас таких нет.

– Вы меня извините, я не хотела вас обидеть! Говорю то, что мне сказали, – спешила успокоить возмущенного врача мама. – А что, разве делают?

– Я делаю! – сдвинув брови, ответил врач.

– Правда? – выдохнула мама. – Борис Георгиевич, тогда как мне попасть вместе с моим ребенком в стационар? Я не могу оставить ее одну. Я буду делать все-все, что скажете. Я многое умею. Разбираюсь в лекарствах, ставлю уколы. Я могу мыть, стирать, готовить, прибираться и ухаживать за детками. Главное – быть все время рядом с дочкой. Если не согласитесь, я буду каждый день к вам приходить и умолять. Каждый день.

Под таким напором врач сдался, и нас положили вместе. Но за это маме нужно было вставать каждый день в пять утра и работать: мыть 16 процедурок, 14 палат, триста метров холла, у всех детей в отделении менять постельное белье и увозить его на каталке в прачечную, в другой конец здания, а также дежурить на кухне, которая также находилась далеко, под землей.

Зато мама могла круглосуточно быть со мной, следить как и чем меня лечат. Ей даже разрешили самостоятельно ставить мне уколы, контролировать лечение и процедуры.

– Ирина Ивановна, если вы хотите, чтобы вашего ребенка эффективно лечили, то вы должны все знать. Больше, чем врачи. Вы должны все контролировать. Не стесняться задавать вопросы, но и не надоедать. Оперативно доставать сложные лекарства и контролировать лечение. Много читать. Изучать. Быть терпеливой и сдержанной, – часто повторял профессор, заведующий отделением. – Теперь вы учитесь на факультете «Мамочки».

Старенький профессор проникся к моей маме. Она была молода, красива, энергична, а главное – умна. Медицинские знания удачно укладывались в ее красивой голове.

За добросовестную работу в больнице доктор разрешил маме читать его личную библиотеку, изучать опыты, разные истории болезней. Конечно же, мама не упускала такую возможность и ежедневно перечитывала труды профессора, учебники, статьи научных сотрудников. В будущем эти знания она часто применяла на нас, своих детях. Они ей дали спокойствие, ведь в той или иной сложной ситуации она всегда знала, как реагировать.

Перед моей первой операцией был собран консилиум врачей: ситуация была не из простых. Мне с каждым днем становилось хуже, жизнь была под угрозой. Опыт проведения подобных операции был крайне рискован, но необходим для спасения других детей. Мама дала согласие на проведение всех операций. Их было две, с разрывом в полгода. Все сделали успешно. Меня спасли. Страшное позади. Впереди годы реабилитаций. Правда, на память мне оставили диагноз в карточке и изуродованный навсегда живот, которого я стеснялась до первых родов. Но главное – я была жива!

Погрузившись вместе со мной на несколько месяцев в больничную атмосферу, мама узнала не только о том, как спасают жизни, но и то, как дети умирают. Видеть и слышать это было больно. Ей хотелось рыдать и кричать. Но для меня она всегда улыбалась. Она должна была быть сильной, все потому, что между нами была связь, как нить паутины, тонкая, но прочная. И я все чувствовала тоже.

На одном из этапов лечения из области поступило много тяжелобольных детей разных возрастов. У всех был рак. И они лежали со мной в палате. Они кричали от боли, многие умирали на глазах. Это был ужас, который не передать словами (я до сих пор иногда вижу во сне, как они кричат).

Медсестер не хватало, и в дело брали мамочек, которые лежали в стационаре со своими детьми.

– Если хочешь оставаться в больнице со своим ребенком, ты должна быть сильной духом. Никаких слез и истерик, – говорил заведующий отделением. – Ты должна выглядеть всегда ухоженной, в накрахмаленном халате, при макияже и прическе. Ты должна, несмотря ни на что, всегда улыбаться. И не дай бог, если будет что-то не так, то ты тут же вылетишь отсюда.

Конечно же, никто не хотел видеть некрасивую и плаксивую мамочку с лохмами на голове, всем нужна была сильная красавица, которая с энтузиазмом драит полы, вытирает попки. Да и я не хотела бы видеть разбитую маму. Вернее, я бы, наверное, испугалась.

И мама себя держала, как бы тяжело ей ни было. Она шустро махала шваброй, выполняла все поручения – мыла, прибирала. Несмотря на бессонные ночи, страхи, боль, которые ее окружали и пронизывали до костей, она улыбалась. Всегда выглядела словно сошедшая со страниц журнала мод. Мама была и уборщицей, и кухаркой, и медсестрой, а еще для всех детей – мамой.