Ольга Аль Каттан - Ажнабия. Записки иностранки

Нет, это было сродни находки Робинзоном себе друга – Пятницы! Я чуть не разрыдалась над ненавистной, но такой близкой рекламой майонеза…

Можно было бы и в квартире поставить спутниковую антенну с российскими каналами, но зачем? Есть уже «спутник» с арабскими и европейскими каналами. Помимо прочего, «спутник», который я хотела, был «харамный»: там были «развратные» каналы и передачи, а в доме с нами жил 18-летний брат мужа. Развращать мальчика не входило в планы семьи. (То, что нежелательные каналы можно удалить, не обсуждалось…)

Насмотревшись и наслушавшись российских новостей и передач, я погрузилась в ещё большую тоску по Родине. Свекровь что-то бурно обсуждала со своим сыном (моим мужем).

– Какие-то проблемы с документами?

– Да, проблемы, – муж не поворачивался, а смотрел на меня в боковое зеркало. – Мама говорит, надо, чтобы ты приняла ислам, тогда тебе сразу дадут ливанское гражданство и ливанский паспорт.

Внутри всё похолодело… Муж объяснял, что-то рассказывал про законы, традиции, а я молчала.

Свекровь повернулась ко мне. Она ждала ответа.

– Нет! Я увидела в зеркале своё лицо – бело-зелёное, с гримасой ненависти, боли и страха… Как же я боялась. Как проклинала себя за то, что приехала сюда с ребёнком. Но пути назад не было.

Вечером достала из кармана джинсов цепочку с крестиком, снова надела её на шею и больше никогда не снимала.

Каждое утро просыпалась с тоской, выходила на балкон, смотрела, как раскалённое солнце своим маревом обволакивало город. Ещё один день. Долгий. Бесконечный.

Днём, укладывая сына спать, закрывала дверь на ключ, доставала из сумки икону Божьей Матери. Только так можно было помолиться, обдумать дальнейшие действия, поплакать. Но ужас и страх мешали жить и думать.

– Собирайся, мы едем в гости к русской! – муж, кажется, радовался больше, чем я.

Мы ехали в долину Бека, заезжая по пути на кофе к родственникам и знакомым свекрови. И вот наконец, подъехав к конечному пункту, выгрузились из машины.

У дверей огромного дома нас уже ждала хозяйка.

Я «надела» улыбку на лицо.

– Мархаба 11 11 Мархаба – « здравствуйте» на ливанском диалекте. !

– Здравствуйте! А что, по-русски ты уже не говоришь? – засмеялась миловидная женщина. Брючный костюм, открытые руки, модное каре, никакого платка.

Валерия живет в Ливане двадцать лет. Познакомилась с будущим мужем в медицинском университете. Не думала, не гадала, что окажется на Востоке.

Приехали с мужем на пустое место. Сами, без помощи родни, раскрутились, открыли стоматологический кабинет. Выстроили шикарный дом.

Хожу по её вилле, словно из сериала «Санта-Барбара»: огромный сад, в котором есть даже берёзы, бассейн, летняя веранда… Хожу и восхищаюсь.

Свёкры и муж разместились в зале с хозяином дома, мы с Валерией – на кухне. Она ловко готовит свежий сок из разных фруктов и варит кофе.

А кухня в русском стиле – уютная, красивая, маленький телевизор на холодильнике. Как дома. Я уже почти рыдаю.

– Хочешь валерьянки? А может, водочки? Котлетку съешь? – и эти простые родные слова сбивают меня с ног как нокаутом. Я смеюсь и плачу одновременно.

Хозяйка возвращается из зала.

– Свекры попросили поговорить с тобой, боятся, что ты уедешь из Ливана.

Удивляются, почему плачешь постоянно, ведь у тебя всё есть, а ты плачешь….

Она курит и рассказывает свою историю. Самодостаточная. Добившаяся на чужой земле всего. Сделавшая чужую землю своей.

– Как же я тебя понимаю! Сама семь раз уезжала отсюда. Муж привозил обратно.

Я приняла ислам, очень много читала о культуре и религии, чтобы понять, принять. Но невозможно взять и забыть своё прошлое.

Поэтому я разрываюсь на две половины: и мусульманка, и христианка.

Вот держу Рамадан, злюсь, срываюсь, муж успокаивает. Он разрешает без проблем выпить вина, если собираемся русской компанией. Хиджаб не ношу. Не молюсь. Но главное, что ты должна знать, если решишь здесь остаться, – твои дети никогда не будут твоими. По духу. По мироощущению.

Старшая 18-летняя дочь Леры учится в Москве и сама захотела надеть платок. Младшая ещё школьница. Я смотрю, как она играет с моим сыном, очень осторожно держит его за руку, принесла мешок игрушек.

– Ты понимаешь, – продолжает Лера, – дети растут в этой атмосфере, впитывают её. Как я ни старалась – и книги, сказки-стишки на русском мы с рождения читали, и песенки разучивали, и мультики, фильмы смотрели, и наши праздники отмечали, – все это девчонкам моим нравилось, но… Душевно дети не близки не мне, они близки отцу.

У них больше понимания между собой. Одинаковая религия, одинаковые ценности и взгляд на вещи. Это его дети, а не мои…

Дома я включила телевизор, нашла «Евроньюз» – моё спасение и глоток прошлой жизни: в новостях иногда передавали, что происходит в России, хоть и на английском.

Мелькали сюжеты, рекламные ролики, появилась заставка прогноза погоды.

Бухарест +25… Киев +20… Москва +13… дождь…

Внизу экрана бежала строка – на разных языках дублировалось два слова. На английском, немецком, французском говорилось о том, какая завтра на планете будет погода. Бесконечная бегущая строка, спокойная музыка, и вдруг среди этого многоязычия глаза выхватили русские слова «завтра в полдень»…

Этого не может быть! Я прилипла к экрану, но, увы, они проплыли мимо и растворились, словно слова-привидения, словно растаявший хмельной туман. Наверное, просто показалось.

Завтра в полдень моя мама придёт с работы, будет готовить обед и смотреть очередное ток-шоу.

Завтра в полдень в моем городе начнётся дождь. Люди наденут куртки и, обходя лужи стороной, будут вспоминать прошедшее лето.

Завтра в полдень я снова выйду на балкон в этой чужой жаркой стране, сделаю глоток горячего кофе и включу «Евроньюз», чтобы на одну секунду поймать едва заметные бегущие буквы русских слов…

…«завтра в полдень»…

…Прошло полгода. Восточная еда опостылела настолько, что «схуднула» я на шесть килограммов. И безумно захотелось оливье нашего родненького. Свекровь ознакомилась со списком продуктов. Дома в наличии была только картошка.

Маринованые огурчики – польского происхождения, консервированного горошка так и не нашла, а вот вкус просроченного майонеза до сих пор вспоминаю с дрожью.

Когда уставшие от поисков продуктов мы ввалились в дом, первое, что бросилось в глаза, – скороварка с разваренной громадной картошкой в мундире… Свекровь хотела сделать мне приятное. Потом она достала замороженный сырой горошек. На кухню вышел заинтригованный глава семьи. С интересом смотрел, как я измельчаю солёные огурцы. В это время свекровь обзванивала всех соседей и родственников. С тоской и бесконечной грустью, вздыхая при каждом слове, она сообщала, что я готовлю «салата руссия». Оливье за границей прозвали «русским салатом».