Борис Бублик - Огород по-новому. Революционный метод «ничего-не-делания»

В актуальности первого принципа Фукуоки одними из первых убедились североамериканцы, когда в 1933 году пыльные бури унесли с пахотных земель США и Канады в Атлантику и Тихий океан слой почвы толщиной до 35 см. Плуг стал сдавать позиции, и безвозвратно они были подорваны после выхода в свет книги Эдварда Фолкнера «Безумие пахаря» (1943 год). Убедившись в необходимости безусловного соблюдения этого принципа, в Северной Америке свернули производство плугов (в Канаде даже законодательно запрещена пахота). Справедливости ради, а не из одних только патриотических побуждений надо сказать, что видную роль в отказе от плуга сыграли на американском континенте выходцы из Украины.

У нас в конце ХIХ века сознательно отказался от плуга выдающийся ученый-агроном И. Е. Овсинский. Созданная Иваном Евгеньевичем новая система земледелия ограничивалась мелким двухдюймовым рыхлением (с помощью конного полольника). Правда, из-за противодействия чиновников от науки, раннего ухода Ивана Евгеньевича из жизни (он скончался в 1909 году в возрасте 53 лет) и последовавшей вскоре революции эта система не прижилась. А как старался Иван Евгеньевич! Способствовал обучению новой системе земледельцев (землевладельцев, крестьян и даже солдат, подлежащих демобилизации), рассылал по крестьянским общинам (за свой счет!) тысячи брошюр «Новая система земледелия». Но… тщетно. На стороне Ивана Евгеньевича были 300-пудовые аргументы. В самые засушливые годы (а они в конце века шли чередой) он собирал до 50 ц зерна с гектара (то есть как раз 300 пудов). Но на другой чаше весов оказались всесильные традиции (или косность?).

Ну а с приходом колхозов, в обстановке милитаризации всей страны стало невозможным никакое посягательство на плуг – об этом страстно пишет в своих книгах яростный сторонник и пропагандист природного земледелия Борис Сергеевич Анненков (Ижевск).

О всесилии традиций в среде земледельцев знаю не из разговоров на скамеечке. У меня во дворе, можно сказать, не закрывается калитка – едут и едут экскурсанты. На велосипедах, на машинах, на заказных и рейсовых автобусах. Бывают дни, когда количество гостей переваливает за сотню. Едут отовсюду: от Москвы до Черновцов и от Риги до Мариуполя. А соседям (с которыми у нас, между прочим, ладные, даже дружеские отношения) все не верится, что сорняки перестают докучать, если с ними не бороться, что не сталь, а корни растений рыхлят землю, что понятия «поливы» и «влагообеспечение растений» – даже не родственники.

Конечно, имиджу популяризатора природосообразного земледелия добавил бы лоска факт, что соседи «дружною толпой» ринулись читать Овсинского, Мичурина, Тимирязева, Курдюмова, Хольцера. Но даже не все томики с дарственной надписью соседа ими прочитаны. Чего нет (это я насчет «дружной толпы») – того нет. Доставшиеся соседям от мам и бабушек агросуеверия засели где-то на генетическом уровне, и я не считаю себя вправе посягать, фактически, на сыновние и дочерние чувства. Мне кажется уместным привести здесь слова Марины Цветаевой (из цикла «Две песни»):

Могу, конечно, ошибаться, но – уже вижу первые весомые и даже необратимые признаки пробуждения. Одна из соседок, к примеру, уже отказалась от плуга и рыхлит почву вилами. Семимильный шаг! К плугу она уже не вернется ни за какие коврижки. Другая соседка намеревается торжественно отметить выход на пенсию заменой пахоты севом сидератов. Словом, я тешу себя надеждой, что «в срок яблоко спадает спелое».

Вот анекдотическая история. Много лет просил я Тамару Федоровну обзавестись хозяйственным мылом – физически противны мне все до единого шампуни и турецкие мыла. И не из упрямства, а из одного лишь человеколюбия не шла бабулька навстречу моей прихоти. Как это так, дескать: имея под рукой душистые Thymotei или Duru , я буду пользоваться 72 %-ным мылом, сваренным – фу! – из костей и жира? Жалела, видите ли, меня. И причудой считала мое тяготение к «отходам бойни».

Но вот довелось мне поработать (в своем привычном амплуа – популяризатора природосообразного земледелия) в Международном духовном центре возрождения языческой культуры (село Раштовцы, Тернопольская область). Любезные хозяева подарили мне к отъезду несколько номеров своей газеты «Родная вера». В одном из них прочитала бабулька статью «Чем полезно хозяйственное мыло?». И ее словно подменили. Сотня строчек в газете сделала то, чего я тщетно добивался столько лет! Что это – сила печатного слова или непризнание пророка в своем отечестве? Теперь я нахожу хозяйственное мыло чуть ли не под подушкой.

Тонкая это штука – перестройка традиций и привычек. Доспеть должно яблоко… И есть, по-видимому, какая-то магия в печатном слове.

Вернемся, однако, к истории. Особенности климата в южных степях Западной Сибири вынудили народного академика Т. С. Мальцева задуматься начиная с 30-х годов прошлого века над сохраняющей почву системой ее обработки. Он пришел к сочетанию регулярной поверхностной обработки и редкой (один раз в несколько лет) безотвальной пахоты. Была разработана и соответствующая система машин. Причем контакты Терентия Семеновича с американцем Эдвардом Фолкнером (даже в специфические, скажем так, 40-е годы, при непредсказуемом Сталине и всесильном Берии) были плодотворнее и намного приятнее, чем с теми, от кого напрямую зависел отказ от пахоты. Терентий Семенович безутешно горевал на закате жизни от неизменной толстокожести, непробиваемости сменяющих друг друга власть предержащих.

Мне довелось встретить неожиданное подтверждение актуальности работ Терентия Семеновича в трилогии А. В. Клименко «Жили среди нас…», описывающей жизнь западносибирского уездного города (кстати, это мог быть и родной Терентию Семеновичу Шадринск) в первой половине прошлого века: «Иван Пивоварчик был из тех поздних переселенцев, что всю жизнь искали свое черноземное Эльдорадо: распахивали целину, засевали, снимали урожай и, обманутые щедростью земли, обрастали хозяйством, рожали детей, но на третий-четвертый год из пустыни прилетал сухой желтый ветер, поднимал вверх распаханный вспушенный чернозем и вместе с семенами уносил черное облако крестьянских надежд».

Любопытно: Анатолий Васильевич заметил, что улетал чернозем именно распаханный, вспушенный, то есть разглядел и недвусмысленно указал первопричину беды. И он продолжает: «От голода уходили на новые земли. Искали-искали, и не от удачи, не от мудрости, а от усталости останавливались, снова клали саманные хаты, докапывались до соленой, как пот, воды, сажали перед окнами скупую на тень желтую акацию. Жили – ждали беды». Очень точно расставил акценты Анатолий Васильевич.