Василий Лоза - Оскар для Моти

ОСКАР. Мои. Мои.

ЩЕГЛОВА. Сочти.

ОСКАР. Сочту. (Пересчитывает купюры на столе.)

ЩЕГЛОВА. Оловянные твои глаза! Со страху корчишься…

ОСКАР. Много что-то рублей… странный цвет… непонятный размер…

ЩЕГЛОВА. Признала, деньги твои, и сочла их. Нет тебе обратного пути.

ОСКАР. Он жив? Его там нет, на балконе? Он жив! Мотя… Ты провела меня. Слава богу. Невероятно. Актёрка, тварь, разыграть меня! И достоверно так заполошилась, как на самом деле мёртвого увидала, гадина. А деньги в конверте — очередная заначка. Я поняла. Он жив. А выйти к нам стесняется.

ЩЕГЛОВА. Заметь, деньги — те самые, что ты мне подбросила тогда во дворе консерватории, под скамеечку.

ОСКАР. Ловко! Какая сообразительная скорость! Сочинить труп на балконе, это не кино со снегом крутить. Браво, Мотя, брависсимо.

ЩЕГЛОВА. И ты не идёшь на балкон, удостовериться?

ОСКАР. Как тебя угораздило разобраться? Кто просветил?

ЩЕГЛОВА. Несколько лет назад я познакомилась со знахаркой, и с ней мы отыскали корень зла моей судьбы. Затем я поняла, что самодеятельный композитор Оскар есть ты, та самая Луиза. Я — к бабке моей, чтоб заговорила деньги те самые. Потом я носила их с собой всюду и везде, знала, что мы пересечёмся, верила. А тогда, в консерватории, из-под скамеечки, голодная студентка прибрала находку и так же сочла деньги в кошеле. Но не истратила оттуда ни гроша, не смогла. Из-за совести ли, из-за страха ли? Потом подвернулась халтура, другая. Доходы завелись честные, заработанные. Заговорённый же кошель с деньгами хранила, как талисман, на счастье. Легко отделалась, оказывается, потрать хоть копейку, и захирела бы я, вымерла. Мне же в голову мою большевистскую придти не могло, что находка — колдовство, от которого избавиться можно, лишь подбросив другому человеку. В консе не доучилась, музыка поперёк горла встала вдруг, перешла в торговый. Вспомнила, что некая Луиза Оскар, имя запоминающееся, поехала на ближайший конкурс вместо меня, заняв моё место… знахарка надоумила. Ты вымела меня из искусства, почему же сама не короновалась? Не могу вспомнить, как ты играла?

ОСКАР. Да ладно пыхтеть-то, тоже мне — королева клавиш. Фря педальная, вот незадача стать финансистом в расцвете бабских лет вместо нищей жизни артиста. В ножки мне поклонись! Профан, нет на свете таких заклинаний и заговоров, чтобы можно было сделать: айн, цвай, драй и — нет человека. Если человека не стало, значит, его и не было, а если стал кем, значит, так было заложено в корне, по природе. Всё, что сделала: направила я тебя по одному из заложенных в твоей судьбе путей. Признаюсь, сладко мне, что ты не музыкант! Что до меня: на всё в России есть квота, попробуй, впишись с запоминающимся неправославным именем. Я не вписалась. Твоя жизнь задалась не по твоему сценарию, ты мучаешься, мне отрадно. Я её — и так, и этак, с зеркалом-то, а она мне: от винта! Развелось книжников. В прежние годы я одна была на тысячи вёрст, сколько судеб держала за фалды, сколько смертей отворотила, сколько жизней вогнала в нужное мне чувство.

ЩЕГЛОВА. Чёрная ты, Оскар.

ОСКАР. Ах, ты ж, белизна наша ненаглядная! Мелковата ты для арбитража, Мотя.

ЩЕГЛОВА. Неужели так и не выйдешь на балкон? А если розыгрыш?

ОСКАР. Когда ты узнала меня?

ЩЕГЛОВА. Оратория.

ОСКАР. Итак?

ЩЕГЛОВА. Итак?

ОСКАР. Мой удел — справедливость. Ты уже свободна. Иди.

ЩЕГЛОВА. Отопри.

ОСКАР. Если дверь закрыта, то не обязательно заперта. (Бросает связку ключей на пол.) Подними с пола ключи, отвесь прощальный поклон за науку. Мы здесь не живём, мы здесь учимся вспоминать.

ЩЕГЛОВА. Сознаёшь проигрыш? Ты должна умереть теперь, правда?

ОСКАР. Ну, не теперь, не сразу, но правда. Иди, ты мне неинтересна.

ЩЕГЛОВА. Как нас угораздило оказаться в городе, где даже нет концертного зала!

ОСКАР. Ключ оставь в замке, дверь прикрой. Что? Посошок? Ради бога.

ЩЕГЛОВА. Занавешивай зеркала, Оскар. Ты на балкон загляни!

ОСКАР. Там Вася, он умер, я знаю.

ЩЕГЛОВА. Я поняла! Тебе тоже не хочется жить, правда? Только справиться ли Юлинька без меня? Впрочем, у неё есть сестра, которая определённо была в курсе её дел, паршивица, а матери ни слова! А парнишку нам не вернуть, даже тебе, злыдня! По всей семье прошлась, зверюга. Нет уж, я обязана нести мой крест до конца, во что бы то ни стало. Мне столько раз говорили, что быть бабушкой совсем не то, что матерью, это серьёзнее, ответственнее, что ли. Хочу испытать, хочу быть бабушкой, я заслужила продолжение. Заработала право волочить на себе крест. Прощай. (Уходит. Возвращается.) Портфель забыла. Вместе встретим труповозку с милицией. Вместе пили, вместе отбрехиваться. Дай чем-нибудь трельяж занавесить.

ОСКАР (загородив зеркало). Дура, что ли, совсем? Ты же решила продолжать с крестом до конца?

ЩЕГЛОВА. Отойди от зеркала, говорю, и дай занавеску!

ОСКАР. С дивана покрывало возьми. Одумайся, жизнь продолжается!

ЩЕГЛОВА (взяв покрывало). Излишняя опека родителей развращает потомков. (Глядится в зеркало, потом его занавешивает.) Вот и хорош.

ОСКАР. Как ты себе, в зеркале?

ЩЕГЛОВА. Сойдёт для милого возраста. Жуть.

ОСКАР. Ты хоть сознаёшь, что проиграла?

ЩЕГЛОВА. Всё бы вам, Луиза Яковлевна, в игры играться, не наигралась, игрунья.

ОСКАР. Ты должна теперь умереть, вместе со мной.

ЩЕГЛОВА. Жить страшнее. Откуда звонить?

ОСКАР. Ёлки-палки, куда звонить?

ЩЕГЛОВА. В милицию, в «скорую», куда звонят при покойнике?

ОСКАР. Не торопись, третьим будешь. (Садится к столу, выпивает.) Ура! Ура? Ура. Похоже, так и не веришь ты в ведовство?

ЩЕГЛОВА. И зеркал не боюсь!

ОСКАР. Обожаю! С идиотами светло быть, вы как белый снег в грязном мае, пусть ненормально, зато есть, что вспомнить. Позвони со своего мобильного телефона.

ЩЕГЛОВА. То есть? Я искала его, в портфеле всё перерыла?

ОСКАР. А потом я тот портфель носила по квартире. Мальчик мой оставил всё в условном месте, на кухне. Он просто не успел уйти. Затравили кутёнка, суки! И ты не торопилась уходить, и я пришла вовремя. Мы не должны были встретиться.

ЩЕГЛОВА (роясь в портфеле). Где, где, где! (Достаёт мобильный телефон, проверяет.) Мой телефон.

ОСКАР. Вне сомнений. Звони. Я видачок поставлю: репортаж из постели, как обещала. (Подбирает пульты, вставляет кассету в видеомагнитофон, включает.) Как кличут сыновью бабу: невестка, золовка, сноха? Кем мне теперь тебя числить, Мотя? Какая разница. Важно, что я главная в доме, по родовому старшинству. Гляди кино.

ЩЕГЛОВА. Там, на балконе твой сын, точно?

ОСКАР. Не переживай. Спешить отсюда не рекомендуется, но здесь настолько мерзко и вздорно, что я его скоропостижности даже завидую. В личной жизни прошлое не играет роли, настоящее — всегда ожидание удачи, а будущее завораживает возможностью стать свидетелем, вот, что только и задерживает человека в земной юдоли, если он не заворожён и не очарован. Там всё важно, от Начал до Начал, и оттого покойно, ибо всё ясно, как Божий день. Там любовь! А в телевизоре — порнуха. Жаль, за подобный жанр не присуждают "Оскаров", я непременно выдвинулась бы. А ты, бабуля, в форме!