Эдуардо Де Филиппо - Рождество в доме Купьелло

Паскуалино. Он спрятал их, а то сын украдет и продаст.

Доктор. Да что вы?

Ненилло (возмущенно) . Да, как же, стану я продавать отцовские ботинки!

Паскуалино. Что, боишься?

Строят друз другу рожи,

Доктор (выслушав сердце, не очень уверенным голосом, всем) . Неплохо, неплохо… Дела идут лучше.

Кончетта. Хвала мадонне! (Приободренная, Луке.) Лукарье, что такое, почему ты ничего не говоришь? Когда ты в прошлый раз болел, то рта не закрывал. (Показывает на донну Кармелу.) Вот донна Кармела… Расскажи донне Кармеле историю с фасолью.

Кармела (с деланным интересом) . Да, действительно… Что это за история с фасолью? Расскажите ка.

Лука. Это интересная история… (Воспоминание его развеселило, и он хочет рассказать, ни его мысли путаются и все время возвращаются к тому, что больше всего его беспокоит.) Николино вернулся?

Кончетта. Еще нет.

Кармела. Расскажите же про фасоль.

Лука (улыбается, но эта улыбка лишь придает трагическое выражение его искаженному лицу) . Я болел уже восемь дней, и доктор мне велел ничего не есть… Восемь дней я не ел и был страшно голодный. Кончетта в тот день сварила фасоль с макаронами. По дому шел такой аппетитный запах… Кончетта их так здорово готовит, чуть-чуть поджаривает. Ну вот, и ночью… (смеется, вспоминая, как он провел доктора) все спали. А я знал, что если Кончетта готовит фасоль, то сразу дня на три… (Опять спрашивает с тревогой.) А Николино то когда вернется?

Кончетта. Так на чем ты остановился?

Лука. Я встал, пошел на кухню и съел всю фасоль. И сразу поздоровел. На следующий день даже температуры не было! Пришел доктор и говорит: «Вот видите? А если бы вы кушали, то не выздоровели бы».

Кармела (поддакивая) . Ну и дурак…

Доктор. Я ухожу, у меня еще много больных. Завтра, если понадоблюсь, позовите. (Встает.)

Кончетта поправляет постель мужа, ей помогает донна Кармела.

Нинучча (отводя в сторону доктора) . Доктор, скажите, ну как, как он?

Паскуалино (тоже подходит к ним) . Скажите нам что нибудь.

Доктор. Дорогая Нинучча, я знал тебя еще совсем маленькой… Я не могу обманывать тебя. Лука Купьелло всегда был большим ребенком и считал мир огромной игрушкой. Но когда он начал понимать, что с этой игрушкой нельзя играть, он этого не вынес. От взрослого в Луке Купьелло ничего нет. А для ребенка он слишком стар.

Нинучча. Я не понимаю, доктор…

Доктор. Бедная Нинучча… вся в отца.

Нинучча. Но надежда то есть?

Доктор. Не нужно отчаиваться. Конечно, его здорово тряхнуло. Но я сталкивался и с более тяжелыми случаями, которые кончались вполне благополучно

Паскуалино. А завтра вы придете?

Доктор. Забегу. Всего хорошего.

Все прощаются и провожают доктора.

Кончетта. Нину, давай уберем эти чашки.

Нинучча убирает их.

Не дай бог, опять столько народу соберется. За три дня полтора кило кофе вышло.

Неннилло. Они за этим и приходили.

Паскуалино. Ну, теперь то я им скажу…

Кармела. Это будет вполне прилично. Они ведь беспокоят беднягу. (Уносит чашки и возвращается.)

Паскуалино. Пойду скажу им…

Паскуалино идет к выходу, но останавливается, столкнувшись с Витторио.

Кончетта (при виде вошедшего Витторио бледнеет. После короткой паузы накидывается на него) . А вам что здесь нужно?

Витторио (искренне опечаленный) . Донна Кунче, не гоните меня. Вы не знаете, как я мучаюсь вот уже три дня. Я понимаю, я во всем виноват… Но поверьте, я готов сквозь землю провалиться. Три дня брожу здесь вокруг… Видел, как только что вышел доктор… Я хотел поцеловать руку дону Луке… Я хотел его видеть, донна Кунче, не отказывайте мне в такой милости.

Лука (в бреду принимает Витторио за Николино. С радостью восклицает) . Николино, мальчик мой… (Привстает, хватает Витторио за руку.) Я боялся, ты не успеешь… (Никто не смеет вмешаться, сам Витторио неподвижен, уставившись в пол.

( Привлекает к себе Витторио, с нежностью.) Ты ведь любишь меня, правда? (Нинучча смотрит как зачарованная. Неннилло — единственный, кто понимает трагизм ситуации. Лицо его искажает гримаса боли и возмущения). А где Нинучча?

Нинучча (в слезах) . Я здесь, папа.

Лука. Дай руку… (Берет руку Нинуччи и соединяет ее с рукой Витторио. Лицо его светлеет, говорит громче и яснее.) Помиритесь при мне и поклянитесь, что больше не расстанетесь никогда. (Поскольку они молчат, упрямо повторяет.) Клянитесь, клянитесь!

Из за сцены доносится тихий, но возбужденный разговор, Слышатся голоса: «Здравствуйте, дон Никули». И вопрос Николы: «А где…» Кончетта первая в ужасе бросается к двери. За ней следуют остальные.

Раффаэле (высунувшись из за двери) . Дон Николино.

Появляется Никола, идет к постели. Он видит эту патетическую сцену, и кровь бросается ему в голову. Он готов броситься на них, но его удерживают члены семейства. За спиной Николы — группа людей, взывающих его к состраданию. Всем вместе удается увести его. Сцена сопровождается довольным смехом Луки, в котором подчас звучит издевка.

Лука (как только Никола выходит, продолжает) . Вы созданы друг для друга, вы должны любить друг друга. Не сердите Кончетту, она и так много выстрадала… (Нинучча и Витторио разъединяют руки. Лука в бреду что то невнятно бормочет, медленно двигая правой рукой, словно ищет что то в воздухе. Он доволен, счастлив, что способствовал примирению. Теперь его блуждающий взгляд ищет еще кого то… Зовет.) Томмази, Томмази…

Неннилло (погруженный в свое горе, подходит к отцу, еле слышно) . Я здесь!

Лука (показывает сыну неподвижную руку; поднимает ее другой рукой и бросает, давая понять, что она не действует. Спрашивает с мольбой) . Томмази, скажи тебе нравится игрушка?

Неннилло (борется с подступающими слезами) . Да…

Лука, добившись желанного ответа, устремляет свой взгляд далеко-далеко, перед ним возникает чудесное видение: ясли Христовы, заполняющие весь мир, радостная суета настоящих, но очень маленьких людей, торопящихся к хижине, где маленькие, но тоже настоящие ослик и корова согревают своим дыханием огромного, по сравнению с ними, новорожденного Христа, который плачет и кричит, как всякий новорожденный.

Лука (поглощенный этой картиной, говорит сам с собой) . Какая красивая! Какая красивая!