Пять в яблочко

— Что ты, милый, еще ни один из отравившихся мне не жаловался.

— Чего это Симков с поникшей головой ходит, будто она еле на плечах держится?

— А он вчера письмо домой писал: сто поклонов отбил и каждый — до сырой земли.

Кавалерист.Вот так неслись мы… как стрела… два поезда обогнали.

Пехотинец.Вре…

Кавалерист. — Не веришь? Спроси вот у Михрюткина…

Михрюткин.Правда… Только поезда-то стояли.

— Дорогая мамаша, спешу в первых строках своего письма сообщит, што я опасно заболел чихоткой. А застудился я по той причине, что я — кавалерист и завсегда имею дело с холодным оружием, так что в этом оружии холоду содержится до 50 градусов, как в Сибири.

Дорогая мамаша, ежели вы не желаете своему сыну смерти, то пришлите 20 рублей на усиленное и идиетическое питание.

Остаюсь ваш чихоточный сын кавалерист Великанов .

— Вася, я хочу казенную гимнастерку загнать.

— Много мне за нее дадут?

— Много.

— Рубль дадут?

— Больше.

— Два?

— Больше. Три со строгой изоляцией.

Ванька с Митькой — приятели. К тому же земляки и оба чудаки большие. Каждый — посвоему. Ванька вечно зубоскалит. Все у него хаханьки да хихиньки, смешки да шуточки. А промежду прочим — парень хитрый: любит «подъехать», «подкузьмить», «объегорить» и просто поддеть за живое.

Митька тот в другом роде: улыбается редко, вид имеет мрачный и решительный. Только по глазам — простофиля-простофилей. Зато уж разотчаянная голова. Все нипочем и море по колено! И достоинства своего не уронит — н-не-ет ни за какие благи!

Бывало, еще дома, в деревне, идут когда в праздник вместе по улице: Ванька — Митьке:

— Мить, а Мить, слабо́ тебе учительше окно разбить? — Митька только уничтожающе посмотрит на Ваньку и презрительно сплюнет. А Ванька все свое: — А вот слабо́!

Тогда Митька уже в азарт!

— Кому мне-то? Слабо́?.. Гляди, только поравняемся. — И уже камень ищет. И, поравнявшись с учительшиной квартирой, — рра-аа-з… Стекло — дзи-и-инннь… А за окном испуганное: — Ах, батюшки, што эта?..

А Митька уже брызнул за угол, а там по огородам — и уже встречает Ваньку на другом конце улицы и торжествующе ухмыляется: — Што — слабо́.

Так и в остальном. Бывало только заикнется Ванька:

— Мить, слабо́ залпом две бутылки «первача» выдуть?

Выдует.

— Слабо́ солдатке Матрешке юбку на голове завязать? — Завяжет.

Не верите? Думаете, не сделает этого? Сделает, ей богу ж, все сделает, ничего не заслабит.

Подденьте его только, так он вам и с крыши спрыгнет, а своего достоинства не уронит. Уж будьте уверены!

Тошнехонько спервоначалу показалось Ваньке с Митькой в казарме. Куда ни кинь — все не то, все чужие. Попробовали приняться за старое. Ванька после обеда подзуживает.

— Мить, слабо́ бачек в помойку закинуть?

Митька размахнулся — рраз и готово. Доложили взводному. Тот заставил Митьку достать и вымыть и три наряда дал, а Ваньке выговор.

В другой раз пришли шефские комсомолки в казарму. Нарядные такие и пригожие. Ванька и подмигивает:

— Мить, слабо́ щупака задать вон эвтой… тоненькой?

А Митька уже и сам разгорелся. Красивая такая комсомолочка и простая. Красивше за Дуньку. Отошла в сторонку и рассматривает стенгазету. Митька за нею. Оглянулся — все вышли из казармы. Подвинулся и облапил. И «щупака» наровит, как Дуньке, бывало. Комсомолочка сначала испуганно пискнула, а потом вывернулась, да ка-ак саданет по щеке, а сама в крик. Сбежались ребята, окружили. А Митька стоит — дурак-дураком: глаза в землю, молчит и слюну пустил.

…Отправили Митьку на «губу»-матушку.

Сидит Митька день, сидит другой. На третий пригнали Ваньку. Провинился за что-то и тот. Сразу повеселело немножко. Потом опять скука, тоска… Главное, развернуться, созорничать негде. Сидят день, сидят другой, сидят третий. На четвертый Ванька глянул на Митьку, Митька — на Ваньку. И говорит Ванька:

— Митька… знаешь што?

— А ну што?

— Слабо́ тебе меня… по морде вдарить?

— Вдарю!

— Не вдаришь, слабо!

— Ай, вдарю.

— Да вот же слабо́!

— Нну, гляди ж… держись, рра-з!

У Ваньки нос на бок и «физика» красным окрасилась. А Митьке еще неделю «губешки» прибавили.

Протянули Митьку в стенгазете. Когда пришел с губы, хохочут ребята:

— Митька, глянь, как тебя разделали, ха-ха-ха.

— Вот дак разукрасили, гы-гы-гы-гы! Кэ-эк она ево зви-из-данет!

Митька подошел, глянул и… и самому смешно. Очень уж смешно разрисовали. А потом обиделся.

— А из-за кого терплю? — Из-за Ваньки, сволоча.

На завтра на политчасе политрук вызвал Митьку. И почал и почал. И бузотер, и слабист, и нехорошо это, и позорно. Ребята ухмыляются, а Митьку аж пот прошиб. Досталось и Ваньке, только совсем мало. Понял теперь все Митька. И даже осерчал после этого на Ваньку. Встретил вечером и кулаком: у-у, гад! Из-за тебя все. — И пообещал:

— Погоди ужо, вздую когда.

Весной стали писать в спорткружок. Записался и Митька. Потому скушно так. Другие книжки, газеты читают, а он на это не дюже горазд. И стал Митька спортсменом. Видит — прыгают, лазают, бегают… А ему все это — пустяк.

Ребята когда нарочно подымут веревку в полтора раза выше, и Митьке:

— Мить, слабо́ перепрыгнуть?

Митька воззрится на руководителя вопросительно.

— Как, мол?..

Тот только головой кивнет и ухмыльнется:

— Ничего, валяй, мол.

Митьке хоть бы хны, — пересигнет. И скоро сделался Митька лучшим спортсменом.

Митька с Ванькой и посейчас приятели. Только Митьку уж больше не объегоришь. Пробовал когда Ванька:

— Мить, а слабо́?..

Митька покраснеет от злости и Ваньке под нос кулаком.

— А это не хочешь? Понюхай, чем пахнет. За-бы-ыл?

Ванька сконфуженно отворачивается.