Феликс Неизвестный - Закатиглазка [СИ]

Заяц и Кобольд выбрались из воды на песок, и сощурив глаза наблюдали за приближением чудесной незнакомки.

Это была девушка, на вид, лет семнадцати, с длиными густыми, белыми как снег волосами, большими лазурно — голубыми глазами, губами цвета чайной розы, матовой кожей с золотистым отливом, на ней было облегающее белоснежное платье с открытыми плечами, на шее колье из драгоценных камней, играющих в тысячах граней всеми цветами радуги отражённого света, её походка была верхом элегантности, а маленькие босые ножки практически не отпечатывались в песке.

— Здравствуй, Закатиглазка — произнесла подойдя к Принцессе незнакомка, красивым мелодичным голосом.

— Разве мы знакомы? — растерялась Принцесса.

— Когда мы виделись, в прошлый раз, ты была, ещё, совсем крохой, — засмеялась в ответ девушка — и, конечно, не помнишь меня, а я, между прочим, Фея — крёсная.

— Моя?! — Закатиглазке начинало казаться, что ей это всё снится.

— Твоя, глупенькая, — закивала головой, рассыпая белоснежные локоны, девушка.

— Ты же сама мне в дочери годишься, — у Закатиглазки наростало ощущение бредовости происходящего.

— Для меня не существует времени, — аквамариновые смеющиеся глаза Феи смотрели прямо в линзы очков Принцессы — я была крёстной, ещё, у твоей матери и её матери, и матери её матери.

Закатиглазка не выдержала взгляда этих волшебных глаз и посмотрела на своих спутников, желая убедится, что они видят, то же, что и она и это не мираж.

Заяц и Кобольд застыли как каменные изваяния, но несмотря на их внешнюю прострацию, сердца обоих стучали как молот о наковальню. И, соверщенно, неожиданно для себя, Заяц зацитировал:

Он бы очень удивился, узнай, что декламирует стихи Гумилёва, так как никаких стихов, никогда в жизни не читал, а из песен знал, только, русский шансон.

— Лилит? Можешь меня и так называть, — девушка улыбнулась Зайцу, и нежно погладила его по голове.

Этого экс — председатель выдержать не мог, он уцепился обеими лапами за подол платья Феи и пыхтя как паровоз затараторил:

— Едемте, скорее едемте, на дачу, ко мне, сейчас же.

— Какое забавное животное! — звонко рассмеялась Фея, потом взяла ладони Принцессы в свои, и Закатиглазка ощутила шёлковой нежности кожу рук своей крёстной, а до слуха долетели произнесённые почти шёпотом слова Феи:

— А, теперь, идём ко мне.

Пространство вокруг стало стремительно меняться, реки, водопады, рощи кипарисов, зелёные луга, всё словно пролетало мимо взявшихся за руки крёстной и крестницы.

Фея выпустила руки Закатиглазки, они стояли под сводом мраморной беседки античного стиля, вокруг, среди затеевато подрезанных кустов бродили павлины, доносилось журчанье воды, это струя спадала из акведука в, расположенный перед беседкой, большой бассейн, дно которого было выложено мозаикой, изображавщей Пассейдона верхом на дельфине, возле бассейна сидел роденовский «Мыслитель», чуть поодаль возвышался Давид — детище таланта Буонаротти, ещё, одна скульптурная группа изображала жреца — прорицателя Лакоона и его сыновей, борющихся со змеями.

— Присаживайся, дитя, — Фея пригласила Принцессу за небольшой овальный столик чёрного дерева, и сама села напротив.

Натюрморт был впечатляющий: все сорта икры, перепелиные яйца с омаром и трюфелями, мраморная говядина, грибы мацутаке, живые устрицы с лимонным соком, филе — миньон, тёплый лобстер по-летнему, королевская дыня нарезанная дольками, на золотом блюде красовались грозди винограда «Римский рубин», клубника с бизе и сливками, несколько бутылок розового шампанского дом периньон и кристалл брют, коньяк «Генрих четвёртый», и большой графин с водкой Дива премиум.

Кобольд и Заяц обсели Фею с двух сторон, и не дожидаясь особого приглашения, каждый сам себе, наполнили бокалы.

Заяц откупорил бутылку коньяка, налил пол бокала, и макал в него язык морщась от удовольствия, Кобольд же предпочёл водку, налил полный коньячный бокал и осушил его залпом, срыгнул, и закусил устрицей.

Но стоило Фее взяться тоненькими пальчиками за ножку бокала для шампанского, обое голодных животных, вскочили со своих мест, схватили по бутылке шампанского, и отпихивая друг друга горлышками бутылок, наполнили бокал игристым напитком, да так, что аж пена пошла через края.

Закатиглазка не к чему не прикасалась, хотя Заяц с Кобольдом чавкали так соблазнительно.

— Скажи, добрая крёстная, — попросила Принцесса — а правду ли говорят, что Козлинная ведьма, твоя сестра, единоутробная?

— Правду, — ответила с лёгким вздохом Фея — и, боюсь, это моя вина, что она стала такой. Я так Из-за этого переживаю, места себе не нахожу, — Фея сделала маленький глоток шампанского и повела рассказ — Когда моей сестре исполнилось шестнадцать лет я решила взять её с собой на бал. Она, так, обрадовалсь, весь день не могла усидеть на месте, выбрала лучшее кринолиновое платье и изумрудную тиару, крутилась перед зеркалом как юла, переспрашивала у меня имена всех кавалеров, которые будут на балу, рассчитывала на пальцах с кем она будет танцевать первым, с кем вторым, и так далее. Успела, даже, определиться кому позволит проводить себя домой. И, вот, настал долгожданный час, она вся трепетала, когда мы входили в бальный зал, но, к сожалению, на этом её счастье и окончилось, никто её не приглашал, я пыталась успокоить сестру, говоря, что бал, только, начался, что нужно подождать, кавалеры, ещё, не напились и робеют. Время пошло за полночь, все, уже, изрядно надрались, но претендентов всё не было. На этот случай, у меня была заготовка, в виде танцора — стриптизёра, которому я заплатила, за то, что бы он взялся развлекать мою сестру, но когда я сказала ему, что пришла пора, он просто вернул мне деньги, и добавил, что сам доплатит, ещё, столько же неустойки, но, даже, под пулемётом не подойдёт к моей сестре. Бал, уже, подходил к концу, близился рассвет, когда разыгралась, самая ужасная часть трагедии. Сестра, поняв, что не только, танцевать, но и проводить её домой никто не рвётся, начала громко мекать, перекрикивая музыкантов, приставила выпрямленные указательные пальцы к вискам, и принялась скакать по залу, распугивая танцующие пары, я пыталась успокоить её, но она меня не слушала, только продолжала мекать по-козлинному, остановившись в самом центре зала, она прокричала, что отныне и во веки веков, все мужики козлы, прокляла их, и исчезла со вспышкой молнии. С тех самых пор она предалась чёрной козлинной магии, и не разговаривает со мной.

Фея пальчиком смахнула слезинку с длинных ресниц и продолжила:

— Я сразу поняла, что вы её повстречали, на тебе её волшебные шлёпанцы «Пынеходы».