Феликс Неизвестный - Закатиглазка [СИ]

— Что ещё за ПИ — РА — МИ — ДЫ? — не понял Кобольд.

— Как что за пирамиды, гигантские конуснообразные строения четырёхтысячелетней давности, — пояснила Принцесса — вы же хотели в Египет, а они главная достопримечательность этого курорта.

— Что ты городишь? — Кобольд выпучил удивлённые глаза — я там ничего подобного не видел.

— Я понимаю, что вы не могли посмотреть их все, всё — таки их до полутора сотен, да и в долину царей не все добираются, но Великие пирамиды Хеопса, Хефрена и Менкаура на плато Гиза не возможно пропустить, чем вы там занимались?

— Отдыхал, — Кобольд отскочил на обочину трассы, пропуская мчавшийся в посёлок лэнд крузер — я бухал беспробудно в бассейне отеля, в него же и нужду справлял, пока не выгнали, всё.

— И, даже, большого сфинкса не видели? Или карнакский храм в Луксоре?

— От тебя первый раз про такое слышу.

— А мой муж захотел и у себя построить пирамиду имени Великого Короля Многоземельного, для чего сам он с научной экспедицией отправился разгадывать секрет постройки пирамид в Египет, а я получила наряд в гранитный карьер, высекать блоки для будущего строительства.

— И чем это закончилось? — поинтересовался Гном.

— Пока строительство законсервировано, но когда я вернусь, буду нижайше просить Короля разрешить мне продолжить работы.

Под нескончаемые причитания Зайца о потерянной любви они вошли в посёлок «Бедняцкий».

Посёлок был, действительно, основан в незапамятные времена кучкой каких-то голодранцев, от чего и получил своё название. Но беда его была в расположенной рядом столице королевства, столица как водится постоянно разростается, и чем больше загиналось маленьких городишек тем шире становилась столица, принимавщая на жительство население массово бегущее из гибнущих городов. В конце концов плотность населения столицы лишила комфортного существования, тех кому и была обязана гипертрофированным ростом, ибо в королевстве считалось за комильфо разграбить какое-нибудь провинциальное поселение, переехать в столицу, купить дворец, и раздавать интервью прессе, а так же, читать лекции в университетах об экономическом стратегическом планировании, возможно, даже, купить себе место в парламенте, по сходной цене.

Первым решил перенести резиденцию из перенаселённой столицы король, королевский камергер обнаружил хороший участок недалеко от столицы, голытьбу заселявщую участок по-быстрому признали врагами народа, дали по двадцать лет колонии, а ихние лачуги посносили, и отстроили на берегу реки новый королевский дворец.

Дальше друг короля, заявил, что не мыслит себя вдали от сюзерена, и отбабехал дворец рядом с королевским, также он построил дворец для сына, а у сына был свой друг, а у друга кум, а у кума брат, и так далее, и все во дворцах, в конце концов, образовался целый дворцовый комплекс, самые лакомые куски считались у речушки, по колено глубиной, её перекрывали цепями, дабы пользоваться мог, только, владелец участка, стерегли свои водные наделы автоматчиками, нередко вспыхивали настоящие феодальные войны, когда какой-нибудь предприимчивый синьор начинал чёрпать воду из чужого отрезка реки, и наполнять ей свой. Короче, посёлок стал по-настоящему элитарным.

Трое наших путешественников вступили под сень дворцов, каждый из которых не уступал и Версалю, а владельцы коих, уже, три поколения, даже, задницу себе не подтирали, а имели на то специального человека, и в следствии высокой востребованости такой профессии, был, даже основан специальный факультет при столичном университете, а в правила хорошего тона высшего общества плотно вошла церемония демонстрации качества подтирки, и тот барин, у кого качество оказывалось выше, пользовался наибольшим уважением.

— А что теперь с ними стало? — спросила Принцесса указывая на феодальные родовые гнёзда — Чьи они теперь?

— Как чьи? — не понял вопроса Кобольд — Тех кого и были.

— Что-то не пойму я вашей революции, — развела руками Принцесса — в чём был её смысл?

— Так сразу после революции все дворцы и замки хотели национализировать, — пояснил Кобольд — а чуть погодя, вдруг, объявили, что действовать нужно по закону, то есть через суд.

— А — а - а. — протянула Закатиглазка — понимаю, у нас по соседству была улица из дворцов, и все они принадлежали членам верховного суда. Ой, я узнаю это место! — воскликнула Принцесса, они проходили вдоль желтой каменной стены с белыми колонами, уходяшей в недоступную глазу даль, по верхушке стены на всю её необозримую длину красовались пики точёные да кресты золочёные — Это резиденция патриарха, мы с братьями и сёстрами часто гостили здесь, а как он руки моему папеньке нацеловывал, хоть не мой. Точно его, глядите на воротах патриаршая митра выгравирована. На этом месте реликтовый лес раньше рос, был в списке всемирного наследия ЮНЕСКО, пока святейший его не присмотрел — вырубили за одну ночь.

Они прошли мимо ворот резиденции, с упреждающими вывесками гласившими: «милостыню не подаём» (даже по воскресеньям) и «нарушители будут побиты камнями».

— Патриарх как-то и в Зайчуткино приезжал, — припомнил Заяц — в рамках всесоюзного тура. Такую проповедь прочёл, закачаешься, и про скромность, и смирение, про нестяжательство, самоограничение, бренность благ земных, к аскетизму призывал и отречению от материального. А, вечерем, мы на его яхте знатно кутнули, проституток было столько, чуть ко дну от перегруза не пошли, эх было ж время.

Путь вдоль патриаршей резиденции занял чуть больше часа, затем, ещё, столько же ушло на судейскую улицу.

Закатиглазка остановилась у решётчатых кованых ворот с гербом — короной, за поросшей диким виноградом стеной виднелись верхушки парковых деревьев, поверх их, вдалеке, виднелась крытая красной черепицей верхушка дворца, с маленькими башенками, белевшими на фоне неба.

— Пришли, — сказала Принцесса и взявшись за прутья принялась трясти ворота — Эге — гей! Хозяева!

Кобольд заложил два пальца в рот и засвистел, да так громко, что у Зайца закрутились уши, а усы встали дыбом.

Ждать пришлось не долго, вскорости на тропинке ведущей в сад показалась фигурка, спешащая на зов нежданных гостей.

Это оказалась королева — мать собственной персоной, одетая для работы в саду. Она подошла к воротам и сквозь прутья смотрела на Закатиглазку потеряв дар речи.

— Доченька пришла! — наконец опомнилась королева, и отперев замок, выскочила к Принцессе — А мы заждались тебя, тридцать лет, уже, не виделись! Заходи же, скорей!

— Ма, мне некогда, — остановила её Закатиглазка — я на секунду, по важному вопросу, помнишь у вас был горшочек в котором хранились двести тысяч золотых монет, давай его сюда.