Феликс Неизвестный - Закатиглазка [СИ]

— Эй! — крикнул, обращаясь к Принцессе, Кобольд, которому Заец поднёс найденный чайник — скажи этому треплу, пусть нам воды даст, для кипятка. А лучше водочки!

Философ взглядом указал подбежавшему с чайником Зайцу на жестяное ведро, рядом с кучей угля, до половины наполненное, грязноватого цвета, водой, и Заяц зачерпнул от туда полный чайник.

— Если у вас есть что-либо спиртное, — сказала Философу Принцесса — лучше отдайте по-хорошему, тогда он, — она покосилась на гнома — напьётся и уснёт, к вашему же спокойствию.

— Моё материальное состояние, — Философ выставил из дырки в пледе большой палец — идентично состоянию моего здоровья.

— У него нет водки! — крикнула через плечо Закатиглазка.

Кобольд насупился, и дал хорошего леща, хлопочушему возле чайника Зайцу.

— А вы к какой философской школе принадлежите? — продолжала допрашивать Философа Принцесса — Стоицизм или патристика, а может и то и другое, как схоластика? Хотя, дайте я сама угадаю, — Принцесса взяла у Зайца поднесённую им кружку с кипятком и сделав большой глоток продолжила — судя по вашему виду и вашей обстановке, и тому, что живёте вы в пустыне, как последняя скотина, да и по вашей нищите, вам это всё нравится, иначе зачем бы вы вели такое существование? А раз вы делаете, то что нравиться, значит получаете удовольствие, из всего выходит, что вы — гедонист.

— Надо же, — удивлённо произнёс Философ.

— Я с философией столкнулась в Королевстве Многоземельном, где мой супруг трудится на посту короля, — продолжала Принцесса — проблем Из-за этого словоблудия вышло, хоть, отбавляй. У нас один вице — адмирал, стал хвастать, что Канта не читал. Ну, что Королю было с этим делать? Пришлось адмирала орденом наградить, мол, молодец, нечего всякую белиберду читать. Так у нас тогда, чуть ли не вся армия подала рапорты на вручение наград, оказалось, что там никто и имени Канта не слыхал, не то что бы читать, и, подавай, им всем по ордену. Так знаете как мой премудрый муж разрешил этот вопрос? А очень умно, когда пришёл, очередной соискатель на награду, он приказал его расстрелять! И с тех пор у нас ни о какой философии никто не вспоминает, — Принцесса вновь пригубила кружку — А вы-то, сами, как к Канту относитесь?

— Не знаком, — ответил Философ.

— Что же вы за философ, если Канта не читали? — удивилась Принцесса.

Философ подпёр подбородок кулаком и ответил:

— Философ не тот, кто изучает чужое ученье, а тот кто создаёт своё.

— Позвольте, тогда, поинтересоваться, в чём состоит ваше ученье?

— Я его, ещё, не разработал.

— Вот так — так! — возмутилась Закатиглазка — Чужих учений вы не знаете, своего, ещё, не разработали, какой же вы тогда философ?

— Разве строителем считается, только, тот кто возвёл дом? — налетевший порыв ветра чуть не сорвал плед с колен Философа — Или же, уже, тот, кто положил первый кирпич имеет право на это гордое звание?

— Какой же вы, всё — таки, нудный, — призналась Принцесса.

Философ пропустил эти слова мимо ушей, и прокашлявшись сказал:

— Вы сказали, что ваш муж — Король, а значит вы — королева?

— Нет, — покачала головой Закатиглазка — мне муж не разрешил быть королевой, что бы не зазнавалась, потому я так и остаюсь принцессой.

— Это не столь существенно, — продолжил Философ — известно ли вам, что прибавляет славы любому правлению? Это те великие мыслители, которые зародились и раскрылись, благодаря королевской воле и покровительству. Мудрым слывёт монарх приблизивший к себе философа. Вспомните, хотя бы, Вольтера, только состоящий с ним в личной переписке правитель мог претендовать на звание образованного. Наличие великого мудреца при дворе, снискает уважение соседей и почтение народа.

— О народе, мой сердечный супруг всегда печёться, — припомнила Принцесса — иные правители склоны презрительно отзываться о своих подданных, но Король Многоземельный, на общественных собраниях, постоянно восхищается, тем как наш народ умён.

— Очень подозрительны мне те, кто говорит народу, что он умён, — грустно сказал Философ, расстроенный тем, что Закатиглазка, то ли нечаянно, то ли умышленно, не заметила его намёка — но больше них, мне подозрительны, те кто обещает народу трудиться ради его блага.

Согревщий нутро кипятком, Кобольд, размереной походкой подошёл к Закатиглазке с Философоом и, тоже, вступил в диспут:

— У тебя есть что пожрать? — спросил он у пустынного мудреца, и запустив кривой толстый палец в волосатую ноздрю, добавил — Не отдашь добром, я тебя пытать буду.

— Если прожил, хоть одни, сутки, — сказал в ответ Философ — глупо всю жизнь удивляться смене дня и ночи. А если встречал грабителя, глупо надеяться, что он единственный. Ничто не ново.

— Чего?! — Кобольд схватил Философа за край шарфа и притянул к себе, злобно заглядывая налитыми кровью глазками в глаза визави.

— Я ничего не храню, — затараторил на понятном языке Философ — всё что нахожу сразу употребляю!

— Вот гад! — проворчал гном, и, ещё, сильнее натянув шарф, сказал — Вали с кресла, я в нём ночевать буду, — и резким движением вышвырнул Философа из насиженного места — Как ты, паскуда, вообще, смеешь сидеть в присутствии начальства!

Философ полетел кубарем, перевернулся через голову и растянулся на животе. Так он немного полежал, вздыхая и что-то обдумывая, потом перевернулся на спину, подложил край шарфа под голову и стал наблюдать звёзды, размышляя о непостоянстве местоприбывания личности во вселенной, неотвратимость коего процесса, он только что познал эмперическим путём.

Заяц, уже, давно спал, пуская слюни себе под щёку, Кобольд развалился в трофейном кресле, оглашая богатырским храпом окрестности, а Принцесса, улягшись на бок, открыла медальон с портретом Короля Многоземельного, поцеловала на ночь рисунок, и зажав его в кулачке смежила глаза, переживая, не сильно ли скучает по ней ненаглядный.

И переживала не зря, ненаглядный скучал неописуемо.

Далеко — далеко, в Королевстве Многоземельном, в королевском дворце, только отгремел бал, завершённый салютом из сорока орудий. Король, наплясавшийся до упаду, уже выгнал гостей, и сидел на троне, отпаривая натруженные ноги в тазу. И обводя взглядом оставшийся после празднества бедлам, тосковал по супруге. Кто же, теперь, будет приводить дворец в порядок? Кто выстрирает и повесит батистовые шторы на которых катался король, забираясь до самого карниза, и перепрыгивая с одной шторы на другую, кто починит дубовый паркет и отмоет его, кто заменит набойки на королевских сапогах? Ах, некому это сделать, и Король погрузился в уныние.

— Как она посмела уйти и бросить всё? — задало само себе вопрос Его Величество, и недолго думая решил — Как вернётся, высеку, в назидание.