Денис Анисимов - Сын гадюки

Пастух и золотистый бизон молча зашагали к выходу. Выйдя из пещеры на свет, Чаушин оказался в густом лесу. Кругом были мрачные деревья и кустарники, торчащие из твердой растрескавшейся земли. Иссохшие и безжизненные, они уже не были растениями, а скорее символом отсутствия здесь какой-либо жизни и надежды на лучшее. Сын гадюки поднял голову и увидел огромную луну, свечение которой заставило его зажмуриться. Проморгавшись, он обернулся, чтобы посмотреть снаружи на место, откуда только что пришел, но никакого входа в Пещеру раздумий там не было. Позади оказались только деревья, скрюченные ветки которых чем-то напоминали руки человека, умершего посреди пустыни от обезвоживания в страшных муках.

– Здесь живет Аскук? – озираясь по сторонам, недоумевал Чаушин.

– Здесь живут твои чувства. Это – Лес души, – ответил бизон, – посмотри по сторонам. То, что ты видишь – это то, что ты сейчас чувствуешь.

– Мрачная картина…

Сын гадюки почувствовал легкое дуновение ветра. Кезер стремительно удалялся с поляны, оставляя за собой облака пыли с едва заметным золотистым отблеском.

Неудивительно, что лес вокруг пастуха был таким мрачным. Чаушин и без того не питал радужных ожиданий по поводу дня своего многолетия. Еще утром он был уверен, что хуже, чем планируется, уже не будет. Но, как показала реальность, всегда есть вариант, в котором все еще хуже. Кто мог знать, что там на уме у Царя змей? Если он правда хотел видеть сына, где был раньше?

– Бизону верить нельзя, – пробормотала проекция Тэхи, – посмотри, куда он тебя привел.

– Это тебе верить нельзя! – мысленно огрызнулся Чаушин.

– Мне нельзя?! Вот ведь зараза неблагодарная! Я тебе столько раз помогала, советы дельные давала, а ты…

– Ты говорила, что отец на празднике не появится, – Сын гадюки хоть и знал, что спорить бесполезно, но удержаться не смог.

– И я оказалась права! Разве это похоже на праздник?

Чаушин присел у подножья одного из страшных деревьев. Очень хотелось есть, но те продолговатые фрукты, что висели на безжизненных ветках местных кустарников, выглядели, мягко сказать, не очень аппетитно: черные, колючие, дурно пахнущие. Он сорвал один и попробовал его разломить пополам, стукнув о большой камень, лежащий рядом. Несколько раз поранившись об острые иголки, покрывающие твердую оболочку, он все же расколол внешнюю оболочку. Под коркой оказался только воздух, пахнущий совершенно невыносимо. Сложно сказать, воздух ли это был вообще. Сделав один малюсенький вдох, хотелось чихнуть так, чтобы легкие вылетели через ноздри, а мозг от встряски превратился в гоголь-моголь и навсегда потерял воспоминания об этом кошмарном смраде. Если бы от отвращения можно было умереть, запах из этого фрукта был бы самым быстрым и беспощадным убийцей.

Чаушин бросил смердящий плод куда подальше, но вонь расходилась все сильнее, изгоняя странствующего по Междумирью Сына гадюки с того места, на котором он вроде как уже пристроился и планировал дождаться отца. Вонь преследовала Чаушина. Он был вынужден бежать вглубь кошмарного леса, чтобы уберечь нос от той участи, которую не пожелал бы даже Аскуку.

Спасаясь от смрада, Чаушин вилял между стволами уродливых деревьев, которые по мере продвижения начали казаться более привлекательными. Небо потихоньку прояснялось, и даже земля под ногами становилась слегка мягкой, с редкими зелеными травинками, которые росли все чаще с каждым новым шагом. Чаушин решил держать темп и направление, несмотря на то что запах отвратного фрукта больше не чувствовался. Где-то вдалеке послышался женский голос. Голос пел очень притягательную мелодию. Юноша шел к источнику звука, а лес на глазах расцветал. В конце концов он оказался на залитой светом поляне.

– Это ловушка! – внезапно проснулась проекция Тэхи.

– Заткнись, – мысленно рявкнул на нее Чаушин.

Посередине поляны стояла девушка, от которой и исходил тот самый свет, озарявший местность вокруг. Чаушин вышел из зарослей и остановился, немного прищурив глаза. Ореол вокруг женского силуэта слепил его, мешая разглядеть лицо. Продолжая петь, девушка медленно пошла в его сторону. По мере приближения стали просматриваться контуры лица, они были так же красивы и притягательны, как ее голос, и показались Чаушину немного знакомыми, однако она точно не была одной из племени куроки. Так что совершенно непонятно, откуда Сын гадюки мог ее знать. К тому же лицо ее все равно не получалось разглядеть четко, только основные черты, а пение было на совершенно незнакомом языке. Эти новые слова дарили какое-то странное чувство спокойствия и безмятежности, словно ничего страшного не происходит и вовсе никогда не происходило. Страх будущего и ненависть к происходящему покидали душу скитальца по Междумирью. Подойдя совсем близко, девушка протянула Чаушину длинный кинжал в кожаных ножнах. Сын гадюки принял дар, прижал к груди и тихо сказал:

– Спасибо!

– Возвращайся! Ты мне нужен! – после этих слов девушка бесследно растворилась, а поляну и окружающий ее лес снова затягивало мрачными красками.

Ко дню многолетия Чаушина вождь племени Гудэх приготовил юноше подарок – прекрасный охотничий бумеранг, что достался ему в качестве трофея во времена Трехдневной войны. Один из воинов кано умело бросал его во врагов, ранил и калечил их, при этом бумеранг всегда возвращался в руку хозяина. Именно этим бумерангом был сражен дедушка Чаушина. Гудэх подобрал его на поляне, после боя. Уже в мирное время несколько месяцев вождь пытался научиться пользоваться диковинным предметом. Бумеранг действительно возвращался после каждого броска, вот только не в руку. Тренировки вождя заканчивались многочисленными синяками на плечах, ногах и спине, а также огромными шишками на лбу. Отчаявшись, Гудэх пришёл к Уомбли и попросил проверить, вдруг это оружие заколдовано и будет работать правильно не у всех. Тщательно осмотрев предмет, доставивший лидеру племени столько боли, шаман вынес вердикт:

– Это не бумеранг, а твоя рука заколдована.

– Ты можешь расколдовать? – с радостным предвкушением спросил Гудэх.

– Конечно! Дай-ка мне вон тот топор, – старик указал на угол своей хижины.

– Держи, – вождь подал орудие с выражением нескрываемого сомнения на лице.

– Теперь клади руку на пень.

– Шуточки у тебя идиотские, Уомбли! – рявкнул Гудэх, выходя из хижины шамана.

– Какие шуточки? – с недоумением переспросил Уомбли, убирая топор обратно в угол.

Так и не совладав с непокорным оружием, Гудэх решил вручить его Чаушину, раз уж подарка от отца парень все равно не дождется. Но, увы, именинник лежал без сознания в хижине, которую когда-то построил сам, прячась от ядовитой матери.