Денис Анисимов - Сын гадюки

Построить дом для куроки было делом совсем не хитрым. На берегу Зеркального озера рос бамбук, из которого сооружали стены и крышу. Сверху хижину накрывали шкурами бизонов, чтобы дождь не попадал в помещение. Вот и все, жилище готово. Обычно юноши занимались этим за две недели до наступления многолетия. Став мужчинами, они переезжали из родительского дома в свое новое жилище.

Чаушин решил этот вопрос намного раньше сверстников. Уже к двенадцати годам он закончил строительство весьма маленькой, но очень милой хижины, рассчитанной на одного человека. Чаушин был уверен, что всю взрослую проживет здесь один. Его жилище стояло около бизоньего загона. Засыпая, можно было наблюдать за подопечными через окно.

С тех пор как хижина была готова, Чаушин не раз сбегал туда из материнского дома. Когда Тэхи становилась совершенно невыносимой, он просто уходил ночевать в свое убежище с твердым намерением больше никогда не возвращаться, но тут за дело принималась проекция. Она не замолкала ни на миг, уговаривая Чаушина вернуться к матери, потому что соплеменники его не поймут: у куроки так не принято. Матерей не выбирают, в конце концов.

Сопротивляясь несколько дней, Сын гадюки все равно поддавался на уговоры проекции. Больше не из-за логики речей голоса в голове, а чтобы он хоть немного притих. В присутствии реальной матери проекция умолкала и давала Чаушину небольшую передышку, пока Тэхи вновь не начинала нападки. Тогда Чаушин уходил в свой домик и вновь оказывался под прессом непрерывно болтающей проекции. Так и проходило его детство в бесконечных метаниях между реальной и воображаемой матерью, каждая из которых была по-своему невыносима.

Теперь у входа в домик для пряток стоял Уомбли и никого не пускал внутрь.

– Что с ним? – нервно крутя в руках бумеранг, допрашивал шамана Гудэх.

– Его кто-то укусил. Судя по следам на лодыжке, огромная змея.

– Всего-то, – ухмыльнулся вождь. – Сейчас позову знахарей, они дадут Чаушину противоядие.

– Знахари ему не помогут.

– Это еще почему?

– Аскук хочет встретиться с сыном. От этого нет противоядия.

Со стороны казалось, что Уомбли совершенно невозмутим. На самом деле его душа металась больше всех прочих в племени. За прошедшие годы ни с кем у шамана не сложилось таких теплых отношений, как с Чаушином. Указания духов-покровителей были для него как кровоточащая рана на сердце, которую запретили перевязывать.

Конечно, шаман и без всяких знахарей мог приготовить любое противоядие. Но Уомбли понимал, что дело тут не в противоядии. В чем именно – очередная тайна, на которую Крут и Онита отказываются проливать свет. И если уж так нужно, лучшее, что можно сделать, считал Уомбли, – сохранять самообладание. Хотя бы один из куроки должен выглядеть непоколебимо, даже если эта непоколебимость на самом деле лишь притворство.

– Дай угадаю, – терпение Гудэха переполнялось, оставалось всего несколько капель, – духи сказали ничего не делать и никого к нему не пускать?

– Сказали не пускать тех, кто помочь не может.

– И кто же ему может помочь?

– Понятия не имею… – пожал плечами шаман.

Пока Гудэх молчал, пытаясь хоть как-то унять раздражение, к хижине подошла молодая девушка, которую Уомбли видел впервые. Ничего не говоря, шаман отошел от двери и пропустил ее внутрь.

– Ты хоть знаешь, кто это? – в голосе вождя все сильнее чувствовалась ярость, которую он так старательно пытался сдерживать.

– Понятия не имею, – держал марку Уомбли.

– Это Мека из племени кано. Она гостила у нас полгода назад, учила язык куроки. Она тут что сейчас делает?

– Понятия не имею, – словно заевшая пластинка, продолжал свою песню шаман.

– Так какого черта ты ее пустил? – в ответ вождь получил лишь молчание, красноречиво указывающее, что Уомбли не собирается ничего объяснять. – Дай угадаю: духи сказали, что она поможет?

Уомбли смотрел на Гудэха как на пустое место, словно не слыша и не видя его вообще.

На безволосой голове Гудэха вздулась вена, начинающаяся в районе межбровья, поднимающаяся по лбу и идущая по всей лысине прямиком к затылку. Она пульсировала, сообщая шаману, что терпение вождя переполнено.

– Слушай, старик, мы тут все тебя уважаем, – еле сдерживая гнев, цедил сквозь зубы Гудэх, – но ты перегибаешь. Я тут главный. Мне решать, что делать. Отойди от двери, пока тебя не убрали силой.

Уомбли помолчал еще немного, затем подошел к Гудэху так близко, что их носы почти соприкоснулись, и шепотом молвил:

– Помнишь, ты говорил, что если я положу конец войне, ты будешь у меня в долгу? – он ткнул вождя пальцем в грудь. – Если замолчишь и не будешь мешать, считай, что мы в расчете!

Вождь стоял, как истукан, провожая взглядом шамана, скрывшегося за дверью вслед за Мекой.

– Ну, что сказал Уомбли? – поинтересовался один из охотников, который долго наблюдал за их разговором со стороны и наконец осмелился подойти и спросить.

– Все в порядке, – промямлил Гудэх, медленно приходя в себя, – он сказал, что племени повезло с вождем. Такого разумного и чуткого правителя, как я, у вас никогда не было и не будет.

Из-за двери послышалась песня на незнакомом для куроки языке. Голос Меки звучал чарующе и внушал надежду.

Несмотря на то что девушка была родом из другого племени, можно сказать, что Чаушина она знала. Знакомство их вышло слегка нелепым, но все можно исправить, если найти нужные слова. Так считала гостья из кано.

Полугодом ранее Мека отправилась в поселение куроки для изучения их языка, поддерживая традицию, зародившуюся по окончании Трехдневной войны. Проходя через Баобабовую рощу, она стала пленницей стаи макак. Тех самых макак, которые несколько поколений закидывали охотников племени кано кокосами, но однажды перестали.

Главное, что нужно знать о макаках в Иной Вселенной, – они крайне прожорливы и столь же крайне завистливы. Эти приматы с огромными животами ненавидят всех, кто выглядит хоть немного стройнее них.

Как-то раз вожак обезьяньей стаи нашел огромный кокос и стал искать удобное место, чтобы в гордом одиночестве расколоть его и съесть всю мякоть, ни с кем не делясь. Тропические леса, где обитали приматы, граничили с Баобабовой рощей с южной стороны. В кано о существовании этих лесов слыхом не слыхивали, а макаки носа в роще не показывали до определенного момента, потому что фруктов там не росло. Но в этот раз, ища убежища от любопытных глаз сородичей, лидер обезьяньей стаи подумал, что спрятаться в роще – идеальное решение. Он прыгал по баобабам с ветки на ветку в поисках удобного местечка, пока не понял, что заблудился. Вокруг становилось все холоднее. Устав от скитаний, он сел на ветку, чтобы наконец сделать то, ради чего так долго искал укрытие – съесть злосчастный кокос, по вине которого и началось это длительное блуждание по Баобабовой роще.