Светлана Багдерина - Операция «Ледышка»

— Не имеешь права нас гнать!

— Счастье — народу!

— Жалко тебе, что ли, талисмана?!

— Да кому жалко? Нам совсем не жалко! Все для вас, горожане дорогие! — неожиданно звонко прозвучал вдруг знакомый голосок слева. — Всего один золотой — и можно трогать три раза! Хоть обеими руками! Покупаем билетики! Деньги пришли и ушли, а счастье дороже! Билеты берем, билетики, на счастье!

И, расталкивая огорошенно притихшую толпу, к Агафону и Уллокрафту пробилась Мари с пачкой розовых бумажек в руке, на каждой из которых была нарисована жирная красная цифра «раз».

— А чего покупаем-то? — медленно отползла от ректорской бороды и спряталась за спину первая рука.

— Мы ничего покупать не хочем…

— Мы ж так… просто… — последовала за ней вторая.

— Подошли поглядеть, и всего-то…

— За погляд денег не берут!

— Всего одна золотая «крепость»! Дешевле только задаром! Кто не хочет трогать — и не надо. А кто уже дотронулся — достаем кошелечки, вынимаем денюшку, не стоим столбами! — не унималась юная прачка.

Студиозус не был уверен, на счет «пять» или «шесть с половиной» толпа вокруг них пропала, но как-то неожиданно одну секунду разнаряженные и надушенные горожане напирали, прорываясь к грядущему преуспеянию, а в другую вокруг них остался только утоптанный снег, десятка три разнообразных пуговиц, дюжина носовых платков, пара бутылок и один поросенок.

Последнего, впрочем, очень скоро подхватил и унес то ли старый хозяин, то ли новый, и остались они снова втроем.

Пока в бурлящем противоречивыми мыслями мозгу студиозуса боролись за право прохода — и не получали его «Это ты здорово придумала!», «А ловко ты их!..» и «Тебя кто-то надоумил, или ты сама?..», на язык пробилась четвертая, не противоречащая покосившемуся мировоззрению чародея:

— Откуда у тебя бумага?

— Я подарок мадам Жюли на Новый год не успела подарить, — потупилась Мари. — Блокнот с розочками. Дорогущий… был…

— А карандаш?

— Это помада, — еще больше смутилась девушка.

— Тоже подарок кому-то? — поинтересовался через плечо впрягшийся в сбрую студент. — И тоже дорогущая?

Мари промолчала, не зная, признаться ли, что вчера вечером она первый раз в жизни купила косметику, чтобы накраситься и понравиться ему [24] Хоть ни один пункт из программы-максимум выполнен пока так и не был. , или промолчать, если уж мысль о том, что помада может принадлежать лично ей, не пришла в голову ее герою самостоятельно.

Но герои на то и герои, чтобы не ждать ответов там, где их не предвидится, а вооружившись мечами-саморубами, копьями-самотыками, дубинами-самостуками — или даже тазами-самокатами — нестись безоглядно в новые дали.

Наученные горьким опытом, по дальним кварталам и безлюдным переулкам.

Проехав без малого полгорода по почти безлюдным в этот час проулкам [25] Чему в немалой степени способствовали усилия Мари: при виде заинтересованного взгляда и готового сорваться с губ вопроса или комментария она выскакивала вперед и предлагала купить билетик. Любопытствующие ретировались быстрее, чем если бы Агафон пригрозил превратить их в ледяные статуи. , где-то в районе свечного заводика они сориентировались на местности и решили, что настала пора выезжать из тени: дом мэра был уже не так далеко. Оставалось повернуть налево, пройти кварталов пять-шесть, обогнуть закоулками центральную площадь, где весь город обычно собирался на встречу Нового года и всю ночь работали трактиры — и заветная цель будет достигнута.

Перед последним рывком студиозус приложил ладони к вискам ледяной статуи, прислушался, улавливая импульсы жизненных сил, и молча покачал головой на невысказанный вопрос девушки [26] «Ему не лучше?» — был ее вопрос в понимании Агафона. Вопрос же, так и не слетевший с языка прачки, был: «А разве снимать перчатки не обязательно?» .

Та пожала плечами: «Тебе лучше знать».

«Ну помрет. Ну и что?» — прочитал язык телодвижений Агафон.

— Да как ты можешь так говорить! — возмутился он.

Мари растерянно заморгала:

— Я думала, тебя это приободрит…

— Если бы ты хоть когда-нибудь вообще думала… — раздраженно прорычал Мельников, проглотил недоговоренную часть предложения [27] «…то никогда не связалась бы со мной». и рванул вперед, едва не роняя злосчастного ректора на дорогу.

Верная Мари, глотая обиду вперемешку с непрошенными слезами, вприпрыжку бросилась за ними, чтобы удерживать и страховать — несмотря ни на что.

Перед тем, как повернуть в последний раз, Агафон остановился перевести дух — и тут его внимание привлекло подозрительно веселое столпотворение в устье улицы, впадающей в площадь.

— Интересно, что там такое? — помимо воли отвлеченный от невеселых мыслей, вытянул он шею.

Проходивший мимо пьяненький мужичок заулыбался, подумав, что спрашивают его.

— Люди эльгардского герцога, который приехал, задаром эль разливают! — радостно сообщил он. — Всем желающим! Не мешкайте, такое раз в десять лет бывает!

— Нам надо спешить, — сурово отрезала прачка.

Мужичок зашелся смехом, словно услышал что-то необычайно забавное:

— Ух, суровая у тебя мамзелька, парень! Как у меня прямо! Но ты не слушай ее, как и я — бери батьку и дуй туда! Такого эля вы еще не пробовали, чтоб мне облысеть!

— Нам не до эля! — сердито притопнула Мари, но Агафон — то ли из духа противоречия, то ли чувствуя, что перед встречей с педсоставом Школы его храбрости определенно требуется дозаправка, бросил веревку и вприпрыжку побежал к оживленно гомонящей толпе.

Вернулся он минут через десять, дыша эльгардским элем и сверкая заплывающим глазом.

— Х-халявщики… Пусть с-спасибо говорят, что мне некогда! — чуть заплетающимся языком пробормотал студент, ни слова больше не говоря, впрягся в покинутую упряжь и потянул таз в тихий переулок.

Как и любой горожанин, Агафон проходил мимо дома мэра десятки раз, утром и вечером, зимой и летом, трезвым и в подпитии, и поэтому сейчас, чтобы найти одно отличие, ему даже не пришлось задумываться.

У парадного подъезда на часах стояли двое солдат.

В иностранных мундирах и с пиками.

— Кабуча… — чародей тоскливо выдохнул сивушными парами и остановился за углом вне видимости часовых.

Разогнавшийся по утоптанной дороге таз едва не сбил его с ног, врезав сзади по икрам твердым краем.

— Что там? — еще не видя причины, забеспокоилась из арьергарда прачка.

— Герцог. Эльгардский. Приехал. К мэру, — отрывисто, будто полагая, что каждое слово способно объяснить всю безнадежность положения, но каждый раз передумывая, выговорил студиозус.

— И что? Пусть приехал, нам-то что? — недоуменно свела брови девушка, выглянула из-за угла… и настаивать на ответе не стала.