Эдуард Мухутдинов - Мечи Эглотаура. Книга 1

— Мы, эт-самое, Орлы дорог.

— Аха. А я — Хорс. Я потедял па… мять и теперь ишшу ее.

Слова выговаривались с трудом. Язык заплетался и выдавал совсем не те звуки, которые от него требовались.

— А чойто… ик… вам от меня надыть?

— Прости нас, великий Хорс, — повалились в ноги они. Зрачки были расширены с тех пор, как я назвал свое имя, по крайней мере в два раза.

— Ась?

— Прости, ибо недостойны мы, — завывал щербатый. — Недостойны ходить по земле, которую попираешь ты ногами, недостойны быть грязью на ней, букакою под ней…

Но куда подевался его жуткий акцент?

— Хошо, хошо, — попытался успокоить я его. — Зачем уж так… ик… Чем вы провинились предо мной, дети… ик… мои?

Щербатый зажужжал. О чем он жужжал, не помню. Я осоловело глядел на него, на остальных бандитов, которые подходили по очереди, поведывали свои нехитрые истории и просили прощения. Самым последним был главарь, на его грубой, грязной и усыпанной шрамами физиономии блестели две дорожки от слез. Меня ничто не удивляло, я никого не слушал, но делал вид, что слушаю. Когда главарь встал и удалился, я опустил голову и провалился в сон… милый сон… как хорошо в нем…

Негромкий разговор разбудил меня. Было темно, чуть в стороне горел костер. Я повернул голову, и жуткая боль расколола ее. Обождав немного, я открыл глаза и всмотрелся вдаль.

Разбойники жарили мясо и пили вино. Атаман гадал на картах. Искры от костра взвивались на четыре метра вверх, листья и ветки ближайших деревьев уже были обуглены. Здешние люди явно не заботились об экологии, что крайне меня опечалило.

Я заворочался, застонал, с трудом уселся на ворохе сена, уперся рукой в ствол и шумно задышал, качая в легкие побольше свежего воздуха. Болтовня рядом прекратилась. Я поднялся и заковылял к костру. Мне вручили многопамятный котелок с новым содержимым. Я принюхался, опасаясь опять проглотить какую-нибудь гадость. Но из емкости одуряюще пахло мясным бульоном. Вернее сказать, воняло, но для измученного организма и такая еда была роскошью. Я принялся отхлебывать потихоньку, чтобы не затошнило.

Судя по всему, моего прохиндейства тут и не требовалось. Эти люди сами себя обдурили, без посторонней помощи. Оставалось только молчать и делать свирепое лицо, а уж идиоты себе объяснение этому найдут.

Но молчать было выше моих сил.

— Послушай, братан, — обратился я к главарю.

— Весь внимание.

И откуда у них такая жуткая смесь придворных ужимок и манер последних забулдыг?

— Чего это вы так на меня… накинулись?

— Мы тебя чем-то обидели? — всполошился вожак.

— Нет-нет… Просто не совсем понятно, почему вы приняли меня как бога. Я, может, и демиург, но совсем не бог. Господь, как я всегда полагал, имеет лик благолепный, светлый и сияющий, обладает исключительными познаниями во всех областях искусств и науки, а также человеческого разума и души. Что касается меня, то я даже прошлого своего не помню. — Я запоздало догадался, что эти слова могут дорого стоить.

Но пронесло. Вожак загадочно посмотрел на меня.

— Ты назвался Хорсом, так?

— Ну… да.

— Ты поведал, что потерял память, так?

— Было и такое.

— Слышал ли ты что-нибудь про предсказание, в котором упоминается некий Харт Лишеный Прошлого?

— Дай подумать… Нет, не слышал. Хочешь рассказать? — Я поудобнее расположился у костра, приводя в порядок мысли и настраиваясь на подстрочный перевод рассказа с уголовной фени на нормальный язык.

— Не хочу. Тот, кто знает, уже и так знает. А тому, кто не знает, лучше и не знать.

Я несколько обалдел от подобного заявления. Может, эти люди и не так примитивны, как кажутся. По крайней мере, главарь. Кстати, почему он начал говорить как вполне образованный человек?

— Но ведь и те, кто знает, когда-то не знали, — возразил я, немного подумав. — Иначе как бы они могли знать? — убийственная логика, в которой не содержится ни грамма смысла. Да и логики, если уж говорить прямо.

— Прочитали, — отрезал собеседник. — Услышали случайно. Догадались. Пророчество про Харта нельзя узнать специально. Только по случаю.

— Как так?

— Элементарно. Если я попробую его тебе поведать, то просто его забуду.

— Не понял…

— И не нужно. Это находится за гранью понимания. Колдовство.

Ага! Вот и еще новый персонаж моего больного мозга. Появляется колдовство. Хотя, если призадуматься, не такой уж и новый. Дварф-то что делал? Колдовал!

Как главарь объяснил далее, никому не известно, откуда можно узнать пророчество. Просто порой появляются какие-то люди, с которыми никто не знаком, и вслух что-то громко бормочут. Вроде про себя бормочут, никому ничего не рассказывают — а вот поди ж ты, рядом обязательно оказывается некий прохожий и слышит пророчество полностью. Но — пересказать никому не может. Класс!

— Как твое имя?

— Мои люди зовут меня Бешеным. Но когда-то, — глаза его подернулись туманной пленкой воспоминаний, — когда-то я имел обычное имя. Хром Твоер. Да, Хром Твоер. Меня до сих пор знают под этим именем, и окрестности дрожат при одном звуке, при одном лишь напоминании обо мне и моей шайке. Ах, как это здорово. Орлы дорог…

Хром погрузился в мечтательное созерцание углей. Мелкие искры вылетали при каждом щелчке горящих недосушенных дров. Впрочем, каких дров? — бандиты жгли только что срубленное дерево. Никакой бережливости к природным ресурсам своей страны, право же!

— Хм, забавно, — пробормотал я.

Главарь тут же очнулся от медитации.

— Что забавного? — подозрительно спросил он.

— Да так, ничего особенного. Я вот собирался в дорогу, в Райа еду. Как, по-твоему, мне там помогут вспомнить все забытое?

— Все — вряд ли. Слишком многое потеряно в мире за тысячелетия цивилизаций… То, что забыл ты — возможно. Но ты уверен?

— В чем?

— Что доедешь до Райа?

— Надеюсь… — я осекся. Вспомнил, с кем говорил. — Полагаю, вы не станете меня удерживать.

— Нет, с чего бы. Ребятам ты понравился, мне тоже. Поверь, часто мы убиваем жертву. Но ты — особенный. Что-то такое в тебе есть.

— И что же, интересно?

— Не знаю. Я-то человек образованный, от природы отдалился, но все равно ощущаю в тебе нечто такое… возвышенное. Что касается них, — Хром Твоер кивнул на сообщников, — люди темные, от обезьяны ушли недалеко. Чернь, одним словом. Но именно эта чернь имеет какой-то особенный нюх на разных святых или, если хочешь, мессий. Они думают не головой, а задницей, чувствуют не руками, а сердцем. А эти человечьи органы чувствительнее всего, пожалуй.

— Да ты, брат, обучен изящной словесности.

— Ну, изящной сие не назовешь. Вот в Райенском универе есть кафедра, там тупым тратрианским студентам вдалбливают, помимо прочего, риторику. Так оттуда такие демагоги выходят — тошно становится. Вместо короткой фразы «Хочу в сортир» они начинают целый монолог, в течение которого можно десять раз осуществить свои дела и снова запланировать это самое дело.